А оно всё и не влезло, за один раз. Вот дальше:

утверждая, что и с разумами нашими произошло то же, что и с внешностью. Есть такая поговорка «Если ребёнку постоянно говорить, что он – свинья, то он, в конце концов, захрюкает!». Хотя все эти люди не дети, постоянное повторение, уже само по себе, закореняет у них в умах такое отношение к нам. А правительство, и конкретно институтские, ещё и ловко подтасовывают доказательства, чтобы выставить нас в таком свете. Ты представляешь себе? Десятки научных заведений, сотни учёных, помимо исследований, занимаются этой самой подтасовкой. Устоять под таким давлением трудно даже знающему правду, а легковерным обывателям вообще нереально ему не поддаться, - улыбнувшись, подойдя к Чинку, и положив лапу ему на плечё, Рыжик завершил своё рассуждение словами:
- Так что не надо думать, что твои опекуны изверги какие-то, или глупые такие, что не замечают очевидного, или, надеюсь, у тебя такого не было, думать, что дело в тебе, и ты, и вправду такой, как они говорят. Просто эти простые люди поддались сильному влиянию, разрушить чары которого получится не за один день.
- А ещё, - присоединился к разговору Арай, - попробуй сосредоточится на хорошем. Оно ж ведь есть! Ты больше не в институте, не в этой ужасной камере, а в своей комнатке, как ты сам сказал, очень уютной. Тебя, наверняка, кормят намного лучше.
- Та, меня кормят очень вкусно! – подтвердил Чинк, кивая головой.
- Вот, уже позитив, - с улыбкой поспешил поддакнуть Арай, - К тому же они любят тебя. Это просто невозможно, чтобы они не любили того, кто их ребёнка из пожара спас! Они любят тебя, а это главное!
- Та, люпят, но не увашают, - возразил на это Чинк.
- Ну, тебе, прям, всё сразу подавай! – отшутился Арай, - Ты же слышал, что тебе Рыжик втолковывал? Со временем и это будет. Вот рассмотрят тебя получше, и зауважают.
- Ты так тумаешь?
- Никаких сомнений! – сказал Арай подходя к Чинку, и начав гладить его по голове, а так же чесать за ушком, что имело на большинство антропоморфов успокаивающее действие, - Так что не переживай о том, чего нет, а сосредоточься на том хорошем, что имеешь.
Эти аргументы, а так же искреннее сочувствие успокоили Чинка
- Та, это хорошо, что я польше не в институте. Там пыло намноко хуше. Отин тест на акрессивность чеко стоит! Я никокта в шисни не испытывал такова ушаса!
Это ужасное воспоминание снова взбудоражило Чинка. Но, как он заметил, не его одного. Остальные тоже при упоминании об этом тесте ощутили подобные чувства. Это было больное место для каждого, находящегося в этой комнате. Что поспешил подтвердить Арай:
- Мы тоже. Мне там даже плохо сделалось. Они только когда это заметили, прекратили весь этот ужас.
- Да, Арайчика принесли оттуда на носилках. Наши камеры были как раз напротив,–добавил Рыжик, - Я думал, даже, что ты умер. Потом я видел, как тебя откачивали, и ставили капельницу.
- А я этого уже не помню. После того, как дверь открылась, вода вылилась, и вошли белохалатники, я отключился и всё. А, когда очнулся, помню только, что сил не было встать, и мне приходили капельницы ставить. А потом, спустя время, ни с того ни сего, стали очень вкусно кормить, телевизор поставили, и я мультики смотрел. Мне от этого становилось лучше. Потом, как я узнал, это мой папа с Нэйрисом поговорил.
- Да, твой папа молодец! – встрял Мазалин, - Побольше бы таких людей!
- Он снаком с Нэйрисом? – удивлённо спросил Чинк.
- Нет, но познакомился! – многозначительно, и с уважением в голосе, ответил Мазалин.
- Не знаю как, но папе удалось узнать, что со мной сделали в институте, и он подкараулил Нэйриса возле го дома с намереньем убить. Но он у меня очень добрый, и, вместо убийства, получился разговор по душам, после которого Нэйриса замучила совесть, и он стал к нам, и ко мне особенно, лучше относится.
- Эту перемену к лучшему ощутили мы все! – подтвердил Рыжик.
- А как вы тута попали? И почему срасу не упешали в лес? – поинтересовался Чинк.
- Ну, я не хотел оставлять папу с мамой, – начал свою историю Арай, - Поэтому решил вообще не превращаться. К тому же, я долго не мог определиться с фурсоной. И вот, в один прекрасный день, я придумал, наконец, такую внешность, что мне полностью понравилась. Понравилась так сильно, что я стартовал. Это само как-то получилось. Потом я долго скрывал это от родителей, пока это не стало заметно. Они меня прятали, сколько могли. В убежище меня отдать папа так и не решился. А потом была проверка, - им показалось подозрительным, что я так долго болею. Меня обнаружили. Папа интситутским даже оружием угрожал. Но вовремя понял, что так сделает только хуже. В общем, закончил трансформацию я уже в институте. Мои родители стали участвовать в движении за права антропоморфов, которое добилось разрешения забирать хотя бы тех, кого призналди неагрессивными. А у меня как раз рекорд по неагресивности, - 64 единицы. Это мне один из охранников сказал. Они, оказывается, на нас деньги ставят, - кто дольше продержится. Ну, как только разрешили, так сразу меня родители и забрали. Мне получилось лучше, чем всем нашим, кого я знаю. Мои ни капельки не верят всей этой чепухе, что говорят про антропоморфов. И относятся ко мне так же как раньше. А вот у других сложилось похуже.
Тут про себя начал рассказывать Рыжик:
- А я решил таки превратится, но я хотел приносить пользу в убежище. Поэтому решил сначала закончить медицинское образование, а потом уже отправится в лес, найти наших, и там стартовать. Но, вышло совсем иначе. По инициативе Нэйриса, придумали, и тайно начали задействовать аппарат по выявлению потенциальных антропоморфов. Проверку проводили под видом обычного медосмотра. Сначала кололи сыворотку правды, потом в особой кабинке, в которой создавалось усиленное таларонное облучение, показывали разные картинки (всё это под видом психологического теста), сначала людей, города, автомобили, а потом природу и животных. А испытуемый всё это время подключённый к датчикам сидит. Так они поределили, что мне лисы нравятся. После этого, они мне показали красивейшую картину антролиса. И, всё, под воздействием этой картинки, сыворотки, и усиленного излучения, я автоматически стартовал, а аппарат всё это зафиксировал. Меня сразу оттуда в институт.
- А я совсем не собирался стартовать. Я конечно люблю антровнешность, но не да такой степени, чтобы распрощаться с благами цивилизации, и отправится жить в лес. Я тихо, мирно продолжал учится в универе, как тут они с этой проклятой машиной. Они заставили меня стартовать! – возмущённо сказал Мазалин, - Чинк, я слышал, что твой опекун – адвокат. И хочу подать в суд на институт. Я не собирался стартовать, не то, чтобы совсем, но чётко собирался ждать, пока обстановка в обществе не станет более благоприятной, а они меня спровоцировали против моей воли. Замолвишь о мне перед своим словечко?
- Я, конечно ше спрошу Спэма насчёт этово.
- Не стоит Чинк, - сказал Рыжик, и, обратился к Мазалину, - Маз, - это заведомо гиблое дело, - доказывать кому-то, что ты собирался, а чего не собирался делать. К тому же, они заранее решили, что такие как ты, - группа риска, всё равно должны быть обнаружены и изолированы. Мол «Это - необходимая жертва!». Им-то легко жертвовать, а, такие как ты, попали под раздачу. Поверь, суд даже рассматривать это не станет.
Похоже, его слова убедили Мазалина. Тот сел, вздохнул, и, с печальным видом, уставился в пол.
- Так мы попали в институт. Прошли там трансформацию, а потом… тест на агрессивность. Для каждого из нас, - это одно из самых тяжелых воспоминаний. Сначала я просто закрыл уши и глаза, а потом эта вода, - холодная! – до этого момента Рыжик говорил без атавизма, но тут он от волнения перестал контролировать свою речь, - Т’ут мн’е ст’ало с’овсем н’евмоготу, я пр’ишел в отч’аянье, и всп’омнил, к’ак х’одил в ц’ерковь. Я н’ачал мол’ится.
- О! - вырвалось у Чинка. Он, по воспитанию, с большим уважением относился к подобным вопросам.
- И т’ут мен’я осен’ило, - продолжил Рыжик, - я уп’ал н’а сп’ину, пр’ямо в в’оду, и зад’ёргался в конв’ульсиях. И т’ак хорош’о п’олучалось! Л’апы пр’ям с’ами д’ёргались. Я д’аже захл’ёбыватся н’ачал, т’ут в’ода вылилил’ась нар’ужу, и примч’ались уч’ёные. Эт’и п’алачи в б’елых хал’атах окр’ужили м’еня и вним’ательно, оч’ень вним’ательно, ст’али высм’атривать пр’изнаки тог’о, чт’о я притвор’яюсь, если б’ы он’и зам’етили, - вс’ё б’ы прод’олжилось сн’ова. Их л’ица, освещ’ённые кр’асным св’етом, с в’ыпученными х’ищными глаз’ами нап’оминали л’ица д’емонов. Он’и осматр’ивали м’еня тщ’ательно и д’олго, а я л’ежал, и отр’ешенно смотр’ел н’а н’их. Эт’о п’озже пр’ишла зл’ость, в’озмущение, стр’ах, након’ец. Мн’е д’о с’их п’ор сн’ятся в кошм’арах эт’и белох’алатники, скл’онившиеся над’о мн’ой. Н’о т’огда я н’е исп’ытывал н’икаких эм’оций, т’олько ч’исто р’азумом отм’етил чт’о он’и высм’атривают, и прик’инул, чт’о б’удет, если в’ысмотрят. Н’о н’икаких эм’оций п’о эт’ому п’оводу н’е ощущ’ал. Им т’ак и н’е удал’ось м’еня разоблач’ить, получ’илось, чт’о т’ест пр’ойден - я сл’омался, н’о н’е ст’ал в’ести с’ебя агресс’ивно. Т’огда он’и мен’я потащ’или наз’ад в к’амеру, т’ут я обнар’ужил, чт’о мн’е н’е хв’атает с’ил д’аже пошевел’иться. Зам’етив это, он’и мн’е чт’о-т’о вкол’оли, н’о н’е снотв’орное, я поч’увствовал к’ак к’о мн’е возвращ’аются ч’увства и спос’обность дв’игать кон’ечностями, н’о идт’и с’амостоятельно я вс’ё р’авно н’е м’ог... - на этом Рыжик ненадолго замолчал, задумавшись, - я т’ак и д’о с’их п’ор н’е м’огу п’онять чт’о т’огда пр’оизошло, ил’и эт’о я т’ак х’орошо в р’оль в’ошел, и п’олучилась иде’альная х’итрость, ил’и ж’е эт’о моё п’одсознание, реаг’ируя н’а происход’ящее с орган’измом, созд’ало в голов’е моей так’ую ид’ею, чт’о м’ои нам’ерения ст’оль т’очно с’овпали с происход’ящим и появ’ились ст’оль синхр’онно п’о вр’емени с возн’икшими конв’ульсиями в орган’изме? Н’е зн’аю. Н’е зн’аю. Н’о, т’о чт’о т’огда с’о мн’ой пр’оизошло б’ыло дл’я мен’я спас’ением.
- А я вам свою страшилку рассказывать не буду, - заявил Мазалин, - Скажу только, что для меня это тоже далеко не самое лучшее воспоминание в жизни.
Говоря это, Мазалин тоже испытывал большой страх, но, в отличие от других, к этой эмоции у него примешивалось ещё и чувство сильнейшего стыда. Такое же, какое ощущал Чинк, когда у него проявились атавизмы на глазах у других. Поскольку, не далее как сегодня, Чинк мучился подобными чувствами, он ощутил к Мазалину сильнейшую жалость, и уже направился было к нему с намереньем утешить, и выразить своё сочувствие. Но, как только тот увидел такое намеренье Чинка, то взъерошился, оскалился, всем своим видом говоря: «Хоть чем-то покажешь, что заметил, - дам в морду!». Увидев такую реакцию Чинк аж отшатнулся от него. Заметив это, Мазалин спохватился, и выражение на морде сменилось на: «Извини! Спасибо, конечно, но НЕ НАДО!».
Всё это произошло в течение, буквально, нескольких секунд. Но, поскольку все антропоморфы умели определять эмоции, вся эта сценка была полностью замечена Араем и Рыжиком. Арай успокаивающе погладил Мазалина по голове, и сказал Чинку:
- Чинк, не бойся! Маз у нас, хоть и ершистый, но в душе, - мягкий и пушистый. К тому же ему очень досталось. У него тут, среди нас, - самая тяжелая биография!
Сказав это Чинку, Арай обратился к Мазалину:
- Маз, может поведаешь новенькому о своих злоключениях? И сам лишний раз выскажешься, и на душе полегчает, и новенький как сравнит свои обстоятельства с твоими, и ему тоже станет легче!
- Ладно, эта страшилка - не секрет. Наслаждайтесь! Вот белк, ты жалуешься, что поводок не нравится, а, представь себе, что тебя не просто в таком виде на улицу выводят, а ещё команды звучат в твой адрес, такие как «Фу!», «Рядом!» и тому подобное, и это при всём народе, и громко!
Чинк был просто в шоке от одной попытки представить себе такое. Совершенно ошарашенным тоном он сказал:
- Я, наверно, умер пы! А это… это как? Твой опекун психически несторовый?
Довольный произведенным впечатлением, Мазалин продолжил:
- Да нет, у моей тётки крыша, вроде, на месте, хотя, порой я, невольно, в этом сомневаюсь. Просто она, когда меня забрали, и сообщили ей в кого я превращаюсь, наверно, обрадовалась. А потом, как сообщили ей, что можно забирать таких, как я, пришла просто в ужас. Думаю, будь её воля, она бы ответила: «Оставьте себе это мерзкое чудовище!», но она пообещала матери, перед смертью, заботится обо мне. А маму она любила. И вот, представь себе, как она, с ужасом, отсчитывает дни до моей передачи под опеку! И тут ей попадается на глаза статья одного умника, эх, попадись он мне, - голову откусил бы!
Чинк отметил, что, судя по эмоциям, не откусил бы, но уж укусил бы больно! Тем временем, Мазалин продолжал:
- Этот гад писал, что, чтобы нас держать под контролем, надо нам отдавать команды, как на дрессировке животных, а то инстинкты возьмут верх. Она взяла это на вооружение, и пока меня мучили в институте, она стала усиленно готовится мучить меня дома, - стала посещать курсы дрессировщиков собак. В общем, можете себе представить, что меня ожидало дома. Она ж была уверена, что, когда я вернусь домой, то первым делом попытаюсь её съесть, или, по крайней мере, обязательно учинить какие-нибудь зверства. И единственной защитой от этой моей «звериной сущности» она считала вот эти самые методы. И прибегала она к ним постоянно, а так же, чуть что, хваталась за пульт от электрошокера. И всё с постоянными нотациями на тему, что я «такой непутёвый, что не то что в жизни устроится, а и облик человеческий сохранить не сумел».
- Та, от такой шисни всвоешь! – прокомменитировал Чинк этот рассказ.
- В яблочко, - подтвердил Мазалин – Именно это и случилось! Впечатления от такой жизни во мне копились-копились, копились-копились, пока не стало совсем уж тошно. А она ещё, как нарочно, опять за своё. Тут у меня что-то в голове перемкнуло, я сел на пол, и завыл. Это произошло само собой. Через этот вой я пытался вылить всю накопившуюся боль, а она никак не прекращалась, и я всё выл и выл, и никак не мог остановится.
- Атависм! – высказал свою догадку Чинк.
- Нет, белк, это не атавизм был. Атавизм я знаю, когда он, то помнишь только эмоции, а всё, что вокруг в тот момент происходит, как в тумане. А тут я, совершенно чётко, помню что делал, как тётка испугалась, как стала меня электрошокером пугать. А мне всё это было уже по барабану. До тётки, наконец, дошло, что я не только не собираюсь на неё кидаться, но что я сейчас, вот-вот, коньки отброшу. И тут с ней произошла такая метаморфоза! За всю жизнь она ко мне прежде никогда так не относилась. Представляете, ей меня жалко стало! Она даже додумалась как успокоить, подошла, села со мной рядом, по голове погладила, за ушком почесала, и в кои веки, по хорошему со мной заговорила. Это подействовало, мне стало легче, клёпка в голове на место встала, и я успокоился. И что, думаешь, она с тех пор стала со мной нормально обращаться?
- Ну, она ше поняла! – ответил Чинк
- Как бы ни так! Насчёт этого случая, она решила, что просто немного перегнула палку, а воспитание антропоморфа методом дрессировки, - по-прежнему единственно верный путь. Да, после этог,о она стала мягче ко мне относится, не так боятся, но со временем, постепенно, стала опять гайки закручивать. Вскоре это повторилось снова. И стала жизнь моя течь по такому графику: срыв – терпимо – опять достаёт – сильно достаёт – это уже невыносимо – срыв, и так, по новому кругу. Так продолжалось, аж пока это на людях не приключилось. Мы гуляли по парку, и она опять взялась за своё. Обычно, на улице я как-то себя сдерживал, а тут совпало так, что опять накопилось. А она ещё и доставать меня при всех взялась, командирским голосом, который ей ну никак не идёт. Вижу, люди смотрят на неё с чётким мнением, что она явно перебарщивает. А одна девчонка на меня с таким сочувствием поглядела, что я не выдержал, - завыл, как никогда ещё не выл. Что потом сделалось! Половина парка сбежалась. Стали хором меня утешать, а ей научно-популярно объяснять, что её метод моего воспитания ошибочен. Ей стыдно стало! Я её ещё такой никогда не видел. Я, вообще-то, к помощи людей отношусь, мягко говоря, отрицательно, но тогда… Я ещё подлил масла в огонь, - скорчил рожу «Меня несчастного эта нехорошая обижает!». Ой, видел бы ты хуманов! Они ж её там чуть в куски не порвали, как Тузик тряпку! Мне её даже жалко стало.
- Я помню этот случай, и то, как ты кричал, - сказал Арай, - В этом крике было столько боли! Неудивительно, что все побежали тебе помогать. Только вот как нехорошо получается, - эти люди помогли тебе, заступились за тебя, а ты их вот так обзываешь!
- Если бы эти самые люди не расставляли уши «Вешайте нам лапшу про антропоморфов!», то со мной бы никогда ничего подобного не произошло. Ну, а что касается помощи, то да, в том конкретном случае мне помогли капитально. Она, наконец, прекратила это вытворять со мной, и дома теперь стало можно жить. Более того, Акрэл, век ему буду благодарен, посоветовал ей меня приводить сюда. И, хоть я и не очень-то одобряю ту чепуху, которой вы здесь занимаетесь, но отдыхаю здесь телом и душой. Уверен белк, - тебе тут тоже понравится!
Чинк хотел было спросить, какой такой «чепухой» они здесь занимаются, но Арай опередил его, задав всем другой вопрос:
- Слушайте, а никто не хочет душой и телом размяться во дворе, на свежем воздухе? А то мы тут такие страсти-мордасти обсуждаем, что аж жутко становится.
- Правильно мыслишь, Ушастик! – поддержал Арая Мазалин, - А то тут такая атмосфера нагнетается, что, того и гляди, сейчас все хором завоем о доле нашей тяжкой. Айда на свежий воздух!
- Я не против! – согласился Чинк.
Рыжик ничего не сказал, он просто поднялся с дивана и направился к двери. Остальные последовали за ним.
Всей компанией антропоморфы вышли на задний дворик. Его почти целиком занимала площадка для разминки, а в самом центре ещё и небольшой бассейн был предусмотрен.
- Чинк, попробуй поймай! – с улыбкой сказал Арай, и запрыгнул на ближайший снаряд.
Прыгнул он довольно высоко, и очень ловко забрался на самую его верхушку. Чинка это раззадорило. Он одним прыжком запрыгнул почти на самый верх. Чтобы достать Арая достаточно было протянуть лапу, но пятнастик ,тут же, перепрыгнул на другой снаряд, пониже. Чинк решил не отставать, и, перемахнувши через вершину первого, тоже оказался на втором. Но Арая там уже не было, - он оказался уже на третьем, который представлял собой переплетение верёвок, как струны, натянутых на ряде деревянных рам. Чинк последовал за ним, но только он оказался на этом тренажере, как Арай тот час нырнул вниз, в самую глубину этих верёвок. Чинк попробовал последовать за ним, но Арай был небольшого росточка, и, к тому же, знакомый с этим снарядом полосы препятствий, а Чинк, сразу же, запутался в этом хитросплетении. Пока он вылазил назад, Арай был уже на другом конце площадки. Чинк, завидев такое дело, перепрыгивая через несколько препятствий за один раз, в два счёта преодолел это расстояние. Поняв, что соревноваться в прыжках и в скорости с белком бесполезно, Арай решил взять вёрткостью. Как толькл Чинк к нему приближался, Арай нырял в какую-нибудь незаметную щёлку в том, или ином снаряде, или быстро перемещался на нижнюю сторону бревна, и, цепляясь когтями, лез по нему вверх тормашками, или же, постоянно менял направление, увиливая от белка самым непостижимым образом. В общем, за пару минут, Чинк наглядно увидел высший пилотах на этой полосе препятствий . Было чётко видно, что знал её Арай как собственный хвост.
И вот, Чинк, казалось, загнал его на край, с которого деться было некуда, - везде Чинк легко мог его перехватить. Но тут Арай сделал прыжок, и красиво нырнул в бассейн. Чинк, улыбнувшись, тоже прыгнул, поджав лапы и хвост, и бомбочкой плюхнулся следом, подняв целый фонтан воды. Вынырнув, Чинк сказал:
- А я тумал, что кошачьи воту не люпят.
- Так то ж из животных, и то не все. Есть кот-рыболов, который из воды не вылезает. А я так вообще антропоморф.
- А как ше это самое… стереотипы. Кокта превращаешсо в кота, то снаешь, что коты воту не люпят, и сам потом её поишсо.
- Ух, ты! А я такого и не знал! Стереотипы… кстати, а хорошо у тебя получилось выговорить это слово! Наверное, это потому, что я долго не мог выбрать себе фурсону. Кем я только не был! И когда, наконец, выбрал, то выбрал внешность, а качества были не на сто процентов кошачьи. Так что я плавать люблю, но, правда, мурлыкаю и молочные продукты люблю.
Так, беседуя, они лёжа на спине, не спеша, подплыли к краю бассейна, где сидели лисы. Вылезать из бассейна не хотелось. Вода была с подогревом, а на улице стояла весна. Хотя мокрому антропоморфу, при такой температуре воздуха, не было риска заболеть, как незакалённому человеку, холод всё равно был малоприятен. Поэтому и Чинк, и Арай, остались в воде. Чинк услышал как Мазалин сказал Рыжику.
- Ну вот и нашелся нашему Ушастику ещё один, такой же лазальщик в компанию для игры.
А потом продолжил, косясь на Чинка:
- Конечно, с кошаком и белком, лисам в лазании не тягаться, но мы тоже коё-чего умеем. Давай покажем новенькому как надо преодолевать эти припятствия!
Рыжик молча кивнул, и, отойдя к дому, лисы стали, наперегонки, преодолевать полосу препятствий. Самые высокие они игнорировали, зато на тех, что пониже, показали себя очень ловкими. Хотя соревноваться с Араем, и уж, тем более, с Чинком в лазании и прыжках они не могли, любого человеческого спортсмена они бы с лёгкостью заткнули за пояс. Препятствия они преодолевали очень шустро. Особенно Чинка поразило то, как они прошли верёвочный снаряд. Там, где Чинк безнадёжно запутался, они скользили, словно рыбы в воде. Мазалин соревновался с задором, и постоянно оглядывался на зрителей с выражением на морде, говорившем: «Вот какой я крутой!». Рыжик вёл себя иначе, - он был очень серьёзен, и полностью сосредоточен на прохождении. В результате сосредоточенность победила азарт, - Рыжик пришел первым, и первым, так же красиво, как Арай, прыгнул в воду. За ним, отставая на полпрыжка, прыгнул Мазалин. Его прыжок был попроще.
И вот, вся компания, расслабившись, лежала в тёплой воде бассейна. Говорить уже не хотелось, и Чинк даже, было, задремал. Из полудрёмы его вывел женский голос:
- Ребятки! Обедать пора!
- Хорошо мам! Мы сейчас! – ответил Арай.
Ещё разок окунувшись, напоследок, антропоморфы вылезли из бассейна, рефлекторно отряхнулись, начиная с головы, и заканчивая кончиком хвоста, и бегом направились к дому. В прихожей их ждали четыре полотенца, которыми они не замедлили воспользоваться. Трое привычным жестом, а Чинк, следуя их примеру. Сухие и распушистенные, они направились в столовую на первом этаже, где для них был накрыт стол. Поблагодарив хозяйку, вся компания дружно принялась поглощать приготовленное. Сами хозяева удалились, оставив антропоморфов самих. На первое был овощной суп, на второе овсянка с куриным филе. Напротив Чинка стояла полная пиала салата. Похоже, кроме него, никто салатом не заинтересовался, и Чинк с удовольствием её опустошил. На десерт были пирожные с чаем.
Сначала Чинк думал, что в этой семье, в отличие от Сарисов, едят молча, так как начало приёма пищи, действительно, прошло в молчании, но, когда подопечные утолили голод, он понял, что ошибался. Рыжик, безатавизмовым голосом спросил его:
- Чинк, тебе твои опекуны уже сообщили о приглашении на ужин в «Общесво защиты животных»?
- Та, соопщили. И я скасал, что не понимаю, каким поком антропоморфы относяццо к этому опщесту?
- Правильно мыслишь, белк! Никаким боком мы к ним не относимся! – высказался Мазалин.
- Какое общество нас приглашает не суть важно. Главное, что представители этого общества относятся к нам хорошо, и у нас появляется возможность воздействовать на общественное мнение людей, - возразил Рыжик
- Да, эти люди хотят с нами подружиться. Это же хорошо! – поддержал его Арай.
- Ага, как люди в зоопарке хотят подружиться с его экспонатами, - пробурчал Мазалин.
- Они не просто хотят на нас посмотреть, - они внутренним миром нашим интересуются, - продолжил Рыжик.
- Да, зачем им тогда слушать наши стихи? – поддакнул Арай.
- Как зачем? Зверушка, которая разговаривает, да ещё и стихи читает, - это, же так мило! – не сдавался Мазалин, - Ребята, скажите честно, вы же не слепые, эмоции читать не разучились. Неужели всем этим людям есть до нас дело? Или они пришли туда со скуки на пушистиков полюбоваться?
- Ну, там довольно много таких, которые, и правда только посмотреть пришли, - ответил Арай, - Но все они всё равно по-хорошему к нам относятся. Даже те богатые, которым скучно. А есть такие, которые, как раз, специально пришли с нами познакомится и подружиться.
- Да слышал, слышал я уже за этих ваших борцов за права антропоморфов. – с недовольством отметил Мазалин, - Только языком треплют, а толку ни малейшего. Они, так же как вы, в борцов за свободу играются.
- Да я не про них совсем. Я про других, которые просто дружить хотят, а не бороться. А эти люди ещё не определились, какие мы. Они, сначала, хотят как следует убедится.
Чинк всё это внимательно слушал, и, на этой реплике Арая, решил задать вопрос:
- А кто это такие?
Отвечать ему стал Рыжик:
- «Общество защиты животных» делится на тех, для кого это просто забавное мероприятие, с участием тех самых антропоморфов, тех, кто хочет о нас узнать побольше, а так же пообщаться. А ещё есть небольшая группка людей, которые, хотя не являются одними из нас, но глубоко возмущены плохим обращением с нами, и думают нам помочь. Это люди идейные и искренние, но их, пока что, от активных действий удерживают сомнения. Они хотят быть на сто процентов уверены, что то, что говорят про нас – ложь.
- Ну, пока они убедятся, - мы состарится успеем! – полным иронии голосом сказал Мазалин.
- В любом случае, то, что они даже убежище посетили, говорит о многом.
- Да то, что дураки они, это говорит! Побывать в убежище, и не узнать, что же мы из себя представляем, - это же какими надо быть?!
- Чужая душа – потёмки. И мы не вправе давить на них. Это их решение, и им определять, когда и чем оказать нам помощь.
- Ну и будут они в своих потёмках блуждать! И не стоит из-за них так унижаться. Вы же, приходя на их вечера, признаёте себя животными!
- Ничего подобного! Таким образом вопрос ни разу не был поставлен. Ни разу и намёка подобного не было. Просто именно представители этого общества наиболее нам симпатизируют, из всех людей. Они проводят чёткое различие между нами и животными, и неоднократно это подчёркивали. Самое же главное, что это сообщество, - единственная наша трибуна, с которой мы можем обратиться к людям. В акциях социального протеста нам участвовать запрещено. Это единственная возможность повлиять на мнение людей, хотя бы рассказав правду о нас тем, кто способен слушать. И упускать её было бы глупо.
- Можно подумать, вас там так и послушают!
- Ну, не все, поголовно, но желающие послушать приходят именно туда, и таких немало.
Чинк с Араем слушали этот спор, переводя взгляд с одного лиса на другого. Наконец, и Арай решил вставить словечко:
- А ещё деньги, собранные на таких вечерах, идут на содержание приютов для бездомных животных.
- Ну, это, пожалуй, - единственная польза от этих мероприятий.
- Маз, так, может, хоть ради бездомных зверушек ты пошел бы с нами?
- Нет, Ушастик, если меня, кто-нибудь из людей, кроме, разве что, твоих папы и мамы, попробует погладить, я за себя не ручаюсь.
- М’аз, уж ком’у-ком’у, а теб’е эт’о н’е гр’озит! – с улыбкой сказалРыжик.
Услышав эту фразу, и поглядев на Мазалина, Чинк усмехнулся. Выражение морды этого лиса было равносильно большущей надписи: «Кусается!». Уж такого погладить вряд ли пришло бы кому-нибудь в голову.
- Это моя нелёгкая доля! – с видом мученика пошутил Арай.
- Ага, на аллее славы антропоморфов будет стоять тебе памятник с надписью: «Арай. Пал смертью храбрых в борьбе за свободу антропоморфов. Был затискан до смерти толпой сентиментальных тёток.», - пошутил в ответ Мазалин.
Шутку продолжил и Рыжик:
- А мы тебе ещё бантик на шею оденем, - для полной симпатичности!
- Вы и, правда, смерти моей желаете! Меня и так любители умиляшностей атакуют, - спасу нет, а с бантиком от меня точно мокрого места не останется.
- Вот что ребята. Вы, конечно, друзья хорошие, но эта ваша затея, - ерунда полная. Я в вашем цирке не участвую. И тебе, белк, не советую. Будь я на твоём месте, я бы, не смотря на то, что они там всё специально под тебя приготовили, низа что не пошел бы туда. Хотя бы потому, что они сначала приготовили, у тебя не спрашивая, и потом лишь соизволили тебе сообщить.
- Специально тля меня? – ошарашено спросил Чинк.
Если дело обстояло так, то вопрос был решенным. О том, чтобы сорвать вечер, не могло быть и речи! Чинк обречённо опустил голову. Арай, который сидел рядом, положил ему лапу на плечё со словами:
- Чинк, да не переживай ты! Всё будет хорошо! Зададут тебе пару вопросиков, - ты отвтетишь. И всё. А дальше пообщаешься немножко с нашими друзьями, и угощения покушаешь.
К успокоению присоединился и Рыжик:
- К тому же ты поможешь всем нам. Те самые наши доброжелатели очень хотят поговорить с тобой. Да и вообще, представь себе, какое впечатление ты произведёшь на людей! Антропоморф, совершивший подвиг, - позитивное воздействие на общественное мнение будет огромным. Так что отдыхаем, а вечером туда.
- Только без меня! – сказал Мазалин, - Вот, ещё и белка в оборот взяли.
Они поднялись на второй этаж, и вошли в затенённую комнатку, где не было ничего, кроме четырёх круглых матрасов, или подушек от специфических сидений. Арай и лисы стали, сворачиваясь клубком, укладываться на отдых.
- Мы как привыкли после обеда в институте спать, так и не отвыкли до сих пор, - обьяснил Арай.
- У вас тихий час, как в деццком сату! – пошутил Чинк.
- А поч’ему б’ы и н’ет? – зевая сказал Рыжик, - М’ы н’е н’а раб’оте.
- Ещё один плюс, - зарабатывать на пропитание не надо. Подопечным платят пособие, - сказал Арай.
- Ага, как инвалидам. Нет уж, вместо такого плюса, я предпочёл бы делать карьеру, как и планировал, а не сидеть нахлебником, – пробурчал Мазалин.
- Н’у, н’а р’аботу т’о т’ы п’ойти им’еешь пр’аво, - сказал Рыжик.
- Ага, без права владеть деньгами и тратить их. Работать, чтобы потом у тётки выпрашивать купить мне что-нибудь, на мои же деньги? Нет уж! Если у нас возникнут трудности с деньгами, тогда, само собой. Без вопросов. Но, пока, нам хватает, пусть скажет спасибо, что моё пособие у неё в полном распоряжении.
- У всех у нас были свои планы, - вставил свои пять копеек Арай, - Но их нарушили. Единственное, что мы можем теперь делать, - это улучшать мнение людей о нас.
- Нет уж! Чем этой дурью заниматься, так лучше я займусь ничегонеделаньем, или разработкой плана побега в убежище, - завершил разговор Мазалин, дав это чётко понять, накрывши голову хвостом.
В комнате воцарилась тишина. Чинк тоже чувствовал после обеда сонливость, поэтому тоже, вскоре, уснул.
Проснувшись, Чинк обнаружил, что остался в комнатке один. Он вышел и стал искать остальных. Нашел он их в гостиной. Рыжик и Арай сидели каждый за отдельным столом, и что-то писали. Мазалин сидел на диване, на нём был надет пояс, к которому крепился не то плеер не то радио. От него тянулся к уху проводок, который заканчивался неким подобием прищепки. Мазалин сидел с закрытыми глазами, и кивал в такт музыке.
Чинк тоже сел на диван. Какое-то время он смотрел как Арай писал что-то на листке, как, не множко написав, сидел, задумавшись, и глядел в потолок, потом снова чего-то черканул, и снова задумался.
- А что это ты там пишешь? – поинтересовался Чинк.
- Стишок для выступления на вечере сочиняю. Вон, Рыжик тоже творит сидит, - сказал Арай показывая большим пальцем себе за спину.
- А я пес стишка получаеццо...
- Им тв’ой р’ассказ р’аз в ст’о интер’есней н’аших ст’ихов б’удет. – бросил реплику Рыжик, - Так что об этом не переживай.
Тут в комнату зашел Акрэл, со словами:
- Мазалин, за тобой пришли.
Лис, вздохнув, встал с дивана, и бодренько попрощался:
- Ну, до завтра, пушистики!
Не поднимаясь из-за столов, Рыжик и Арай повернулись к двери и, каждый, поднял лапу в прощальном жесте.
- Мряф!
- Пок’а!
Чинк, махая лапкой, тоже попрощался с мазалином:
- Щасливенько!
Когда он покинул комнату, Чинк направился, было, к окну, - ему было любопытно увидеть Мазалинову опекуншу.
- Чинк, не надо! Не выглядывай. Маз очень не любит, когда кто-то из нас смотрит, как его забирают, или приводят, - предупредил Арай.
В комнате снова воцарилась тишина. Так Чинк просидел ещё полчаса, думая и переживая о сегодняшнем вечере. Рыжик и Арай за это время успели написать свои стихи. Рыжик пошел причесаться. А Арай снова стал успокаивать Чинка:
- Ну что ты так волнуешься? Ведь не тестировать же на агрессивность тебя там будут! Ну расскажешь как на пожаре всё было, с людьми поразговариваешь, вкусненького поешь.
- Ну, понимаешь, я в институте только посавчера пыл. Я там отин в камере мноко месяцев сител. Кроме охранников и учёных ни с кем не контачил. А там на меня путет смотреть срасу столько лютей, и я толшен путу им что-тот расскасывать!
- Чинк, ты, главное, не забывай, что все эти люди по-хорошему к тебе относятся. Тебя там как героя представят.
- Ну какой я керой? Просто окасалсо в нушном месте в нушное время.
- Вот и расскажешь им, как ты возле пожара оказался. Мне, кстати, это тоже интересно, я тоже буду слушать.
Тут, в комнату вошел Акрэл с Рыжиком, и сообщил:
- Чинк, за тобой опекун приехал, идём.
Чинк последовал за Акрэлом наружу.
- Чинк, до встречи на вечере! – крикнул вслед ему Арай.
Во дворе его уже ждал Спэм. Он был одет в шикарный костюм, и, по всему его виду, на другой ответ, кроме согласия ехать на вечер он от Чинка не ожидал. Опекун с подопечным сели в машину, и поехали в направлении противоположном Спэмовому дому. Спэм даже не спросил у Чинка, что же он решил. Ехали довольно долго, в другой конец города. Наконец авто подъехало к большому зданию со стеклянной стеной. Над входом была надпись: «Благотворительный вечер общества защиты животных», но Спэм не остановился у главных ворот, а объехал здание, и затормозил у чёрного входа. Оттуда сразу же вышла женщина в синем платье. Как только Спэм и Чинк вышли из машины, она подошла к Спэму и сказала:
- Здравствуйте, наконец-то вы приехали! Я займусь вашим подопечным, а вы проходите через главный вход к остальным гостям. Спэм кивнул, сел в авто и поехал сатвить его на парковку. А женщина заговорила к Чинку:
- Привет пушистик, меня зовут Зира.
- А меня Чинк.
- Вот и познакомились. Идём со мной, сейчас мы тебя подготовим.
Она взяла Чинка за лапу, и повела внутрь. Они зашли в тёмный коридор, прошли по нему до конца, и свернули направо за угол, и вошли в одну из дверей. Внутри ярко горел свет. Чинк аж зажмурился. В этой небольшой комнатке было полно народу, в основном девушки. Зира сказала им:
- Вот первый. Сейчас привезут остальных, так что поторапливайтесь!
Потом обратилась к Чинку:
- Чинк, сейчас девчата немножко приведут тебя в порядок, а потом я тебя проинструктирую, - на этом слове она, спохватившись, стала пояснять как ему ребёнку, - расскажу тебе, что надо говорить, а чего говорить не надо.
- Ну вот, и здесь та же музыка! – подумал Чинк.
Тем временем его стали расчёсывать сразу несколько девушек. А одна стала ножничками срезать некоторые упорно торчавшие волоски. Напоследок одна из них взяла баллончик с аэрозолем, сказала Чинку:
- Не бойся!
И стала опрыскивать белка его содержимым. Закончив, она предупредила:
- Пушистик, пока не примешь душ, вылизывать шерстку нельзя.
- А я и не вылисываюсь, - ответил ей Чинк, - и никто ис нас не вылисывается. Мы, как люти, купаемся, кокта это нушно.
- Ой, а я и не знала! Ну, теперь буду знать.
В этот момент в комнату вошли Арай и Рыжик, тоже в сопровождении Зиры. Увидев Чинка, Арай улыбнулся и сказал:
- О, тебя уже распушистили! Сейчас нас тоже накрасивят, и мы к тебе выйдем.
Девушки занялись Араем, а Рыжик сел на стул. Тем временем, Зира опять ухватила Чинка за лапу и потащила за собой из комнаты. Она повела его ещё по разным коридорам, пока, наконец, не вывела на сцену. Зал от сцены был отгорожен занавесом, из-за которого доносился гул множества людей. На сцене, у трибуны, техник возился с микрофоном. Зира повела Чинка прямо к микрофону. Чинк подумал, что всё начнётся прямо сейчас, и испуганно спросил:
- Это мне прямо сейчас выступать?
- Да нет, пушистик, не волнуйся! – с улыбкой ответила Зира, - Я просто хочу тебе показать, как пользоваться микрофоном. Стань сюда.
Чинк встал за трибуной. Техник отрегулировал микрофон по его росту. Тогда Зира стала инструктировать Чинка:
- Вот так и надо стоять перед микрофоном. Запомни, как ты стоишь. Дальше не отходи, а то, не будет хорошо слышно, и ближе не надо подходить, - ты, когда говоришь, часто щёлкаешь и цокаешь, от этого микрофон разладится может, если слишком близко будешь.
Чинк изо всех сил старался запомнить, на каком именно расстоянии он сейчас стоит. Заметив это, Зира улыбнулась, и, погладив Чинка по голове, сказала:
- Не переживай. Чуть дальше, чуть ближе, - большой роли не играет. В крайнем случае, настроим. Ты только приблизительно запомни, как надо стоять. Пошли.
Она опять взяла антропоморфа за руку, и повела его со сцены в небольшой закоулок, где продолжила:
- Теперь, о том, что говорить. Тебя будут расспрашивать о случае на пожаре. Ну, в общем, как ты там оказался, как нашел девочку, ну, и так далее. Ты обо всём этом расскажешь, как всё было. А теперь, о том, чего говорить нельзя. Не надо рассказывать как ты жил в институте, и про то, как тебя поймали, тоже не надо говорить.
- Я не снал, что нелься оп этом расскасывать. И в институте, кокта меня отпускали тоше ни о чём таком не претупрештали.
- Да нет, пушистик, пожаловаться как тебя в институте обижали, и как напугали тебя, когда ловили, можно. Только это уже, когда с гостями лично общаться будешь. А со сцены об этом говорить не надо.
- А если спросят?
- Не спросят, мы предупредили, что таких вопросов на пресс-конференции быть не должно. Ну, а если, вдруг, и спросит кто-нибудь, то прямо так и скажи: «Сейчас этот вопрос обсуждать нельзя. Если хотите, поговорим об этом после.». Всё равно прямого эфира не будет, и, потом, это подчистят, - тут она спохватилась, как на слове «проинструктирую», - В общем, скажешь им это, и, если захочешь, можешь потом, уже лично, задавшему вопрос рассказать, а со сцены не надо. А то у организаторов вечера могут быть неприятности.
- Не волнуйтесь. Я не путу оп этом коворить на сцене. Я не хочу причинять неприятности.
- Вот и умничка. И ещё, не волнуйся ты так! У тебя аж хвост дрожит. Никто тебя там не укусит. Тебя спросят только о том, что ты знаешь, так что, тебе будет что ответить. Кстати, не пытайся исправлять свою речь. Говори, как получается. Если не поймут, переспросят потом. А то может получится, что, пытаясь говорить нормально, ты сделаешь свои слова совсем непонятными. Ну вот, всё, вроде. Стой здесь, и никуда не уходи. Сейчас придут Рыжик и Арай. Они выступят первыми, а ты после них. Как выступишь, не сюда возвращайся, а спускайся в зал. Тебя там уже будут поджидать друзья. Они тебя со всеми познакомят, и, если ты будешь сильно стесняться, то побудут с тобой рядом. Ну, в общем, жди.
Чинк остался один, и стал ждать. Однако долго ждать не пришлось. Минуты через две, к сцене примчалась Зира, ведя за лапы Рыжика и Арая. Оба, в свободной лапе, держали по бумажке. Зира достала из кармана маленькую рацию, и сказала в неё:
- Мы готовы. Можно начинать.
Рыжик вышел на сцену, и занял место на трибуне, положив перед собой листок. Через несколько секунд, за занавесом раздалось:
- Уважаемые члены «Общества защиты животных», а так же дорогие гости, сейчас антропоморф Рыжик зачитает перед вами свое стихотворение под названием «НА ЛЕГКОЙ ВОЛНЕ». Поприветствуем его!
Раздались аплодисменты, и занавес поднялся. Сцену залили вспышки фотокамер. Выдержав паузу, пока смолкнут аплодисменты, Рыжик начал с выражением читать:
Витанье где-то в облаках.
Качанье неба на руках.
Листвы зеленой пелена.
Речушки тонкая струна.

Голубизна глубоких глаз.
Немые звуки чьих-то фраз.
Цветенье пышности садов.
Остатки втоптанных следов.

Природы чистая лазурь.
Неистовство далеких бурь.
Селенье, скрытое в лесу.
Дождинки, стекшие в росу.

Над лесом радуга-дуга.
Луны светящие рога.
Пьянящий воздух налегке,
Но рай земной тот на замке.

А хочешь ты в него попасть,
Всей грудью надышаться всласть?
Познай себя и изменись!
От тягот всех освободись!
Соприкоснись с ним, соблазнись!
В антропоморфа превратись!

По прочтении стихотворения, зал зааплодировал. Рыжик ещё немного постоял на трибуне, затем слегка поклонился зрителям, потом пошел в направлении, противоположном, тому, откуда вышел. Дойдя до края сцены, он свернул в зал и скрылся из поля зрения Чинка. Всё это время не аплодисменты не смолкали. Когда снова наступила тишина, опять прозвучало объявление:
- Уважаемые члены общества, и дорогие гости, представляем вашему вниманию всеобщего любимца, - антропоморфа Арая с его стихотворением. Оно не имеет названия, но каждый из вас без труда сможет понять, о чём оно.
- Мы тебя там будем ждать. Не волнуйся, мы будем болеть за тебя! – сказал Арай Чинку, и направился на сцену.
Только он появился в поле зрения зала, - опять начались фотовспышки, и зал снова зааплодировал, ещё громче, чем Рыжику. Если Рыжик важно шествовал по сцене, то Арай шел к трибуне, с улыбкой смотря в зал, и махая лапкой. Дойдя до трибуны, он положил свой листочек поверх оставленного Рыжиком, и стал читать своим детским голоском:
Длинный хвост, большие ушки, вот он я какой!
И сегодня предлагаю, вам дружить со мной.

Будем вместе мы играть, прыгать и резвиться.
Потому что одному скучно веселиться.

За окном пусть грянет гром, вместе нам не страшно
Мы прогоним беды прочь, а с ними и ненастье.

Если будет плохо вам, помурчу на ушко
И поведаю секрет, почему так грустно.

Я верну улыбку вам, в трудную минуту.
Прогоню заботы прочь, если будет нужно.

Не умею предавать, лгать я не обучен
Это ведь не хорошо, больно будет другу.

Так давай, возьмись за лапу ты своей рукой
И скажи, что будешь рад, взять меня домой.

Будем мы друзья, не разлей вода,
Человек и фурри вместе навсегда!

Когда он завершил, грянул гром аплодисментов, который долго не смолкал, даже, когда Арай сошел со сцены в зал. Чинку это время показалось вечностью. Вот, аплодисменты смолкли. Чинк услышал, как бешено стучит его сердце.
- Приготовься. Когда ведущий закончит тебя объявлять, выходи на сцену, - сказала ему Зира.
И вот, Чинк услышал:
- Уважаемые члены общества, и дорогие гости, а теперь на ваши вопросы ответит тот, кого мы ждали целых полгода, с того самого момента, как услышали о нём в новостях. Чинк, - антропоморф, зашедший в черту города из леса, и спасший из огня ребёнка. Поприветствуем же его, господа!
- Давай! – скомандовала Зира.
- Это для того, чтобы люди хорошо думали про нас! - мысленно сказал сам себе Чинк, и направился на сцену.
Вспышки слепили, аплодисменты оглушали, сердце готово было выпрыгнуть. Чинк подошел к трибуне, и повернулся к залу, крепко уцепившись обеими лапами за её края. Как только он встал на место, микрофон, будучи рассчитан на рост Арая, поднялся до уровня Чинка. Вспышки продолжались ещё несколько секунд. Наконец, они прекратились, и Чинк смог увидеть зал. Вопреки его ожиданиям, стульев там не было. Зрители стояли, и смотрели на него. Как же много их было! Посреди зала стояли столы, заставленные всякими лакомствами, и напитками. На стенах висели белые полотнища с чёрным отпечатком лапы на каждом. Ближе к сцене стояли кинокамеры, и люди с блокнотами и карандашами. Возле самой сцены, лицом к зрителям, стоял, одетый во фрак, человек с микрофоном. Люди с блокнотами подняли руки. Этот человек подошел к одному из них, и дал микрофон. Журналист произнёс в него:
- Здравствуй Чинк! Обычно, антропоморфы из убежищ не появляются в окрестностях города. Как получилось, что ты оказался рядом с горящим зданием?
Как только Чинк услышал вопрос, на который вполне мог ответить, ему стало гораздо спокойней. Зира оказалась права. Он набрал в грудь воздуха, сказал в ответ:
- Это верно. Нам нелься потхотить к короту, потому что нас мокут поймать. Но мне пыло очень люпопытно, и я исталека смотрел. И увител, что том корит. И сахотел увитеть поплише, и потошел.
Заметив, что Чинк завершил ответ, конферансье передал микрофон другому. Прозвучал следующий вопрос:
- Чинк, как ты решился на этот поступок?
- Ротители пыли в отчаяньи, а я мок помочь! Люпой пы поступил так ше, если пы окасалсо на моём месте.
На этот раз, микрофон достался женщине. Она спросила:
- Чинк, а почему ты спросил только этаж, где находилась девочка, а не её окно?
Чинк немного замялся, но, подумав, ответил:
- Всё происошло так пыстро. У меня не пыло времени потумать. Мне, почему-то, пришло в колову спросить про эташ, а про окно я спросить не токаталсо.
Микрофон перешел в руки к следующему журналисту.
- Чинк, а почему ты прыгнул в горящее окно, а не проник в дом через какое-нибудь другое, до которого огонь ещё не успел добраться?
- Я очень поялся порезаццо стеклом.
Журналист не отдал микрофон, и задал ещё вопрос:
- Сильнее, чем огня?
- Та, - кивнул Чинк, - так получилось, что крови я поюсь сильнее.
Репортёр продолжил спрашивать:
- Но ведь стекло никуда не делось. Осколки остались там, на полу, в коридоре.
- У меня не пыло времени оп этом потумать. Я увител, что стекла нет, и это пыло тля меня клавным. Я тут ше решил прыкать именно тута.
Конферансье чуть ли не силой отобрал микрофон у того журналиста, и отдал его стоявшей рядом. Та спросила:
- Чинк, отдав девочку родителям, ты ещё некоторое время стоял около них. Что это было, - ты разделял с ними их радость, или просто отдыхал?
- Кокта тевочка окасалась у мамы и папы, - это пыло так трокательно! Я пыл рат, что у меня получилось, я очень волновалсо, что не сумею её найти. И мне пыло очень приятно смотреть, как они перестали волноваццо, и стали ратоваццо. Мошно скасать, я наслашталсо этим моментом. И только потом понял, что нато ухотить, - тут Чинк вздохнул, - К сошалению, слишком постно.
Микрофон перекочевал в руки к следующему.
- Чинк, все мы знаем, что поимка, и то, что за ней последовало, тебе не понравилось. Сделал бы ты, то же самое, если б знал о последствиях?
Этот вопрос поставил Чинка в тупик. Было, похоже, что это, как раз, та самая запретная тема. Он не знал, то ли отвечать, то ли сказать, что на этот вопрос отвечать нельзя. Но тут ему пришла в голову мысль, что, если он скажет, что отвечать нельзя, то люди могут подумать, что он колеблется с ответом. К тому же, это был вопрос не напрямую про институт. Про него, как раз, репортёр сам ответил: «Мы знаем, что поимка и институт тебе не понравились». Поэтому Чинк решительно сказал:
- Речь итёт о спасении шисни. Конечно ше я пришел пы на помошь, таше если п снал! Только люповаццо пы на них ни са что не стал. Оттал пы тевочку, и срасу упешал.
Конферансье такой поворот темы совсем не понравился, но видно это было только антропоморфу, умеющему видеть эмоции. Для людей же, находящихся в зале, была видна только доброжелательная улыбка, старательно им изображаемая. Он прекратил давать микрофон представителям СМИ, повернулся к Чинку, и сказал:
- Спасибо тебе Чинк, за твой, достойный похвалы, поступок, и за ответы на наши вопросы. А теперь, от лица «Общества защиты животных», приглашаю тебя продолжить вечер с нами!
- Спасипо! – ответил Чинк, слегка поклонившись, как это сделал Рыжик, и направился к лестнице, ведущей со сцены в зал. Там его уже поджидали друзья.
- Молодец Чинк! Отлично выступил! – сказал Рыжик.
На людях он говорил, старательно подавляя свой речевой атавизм.
- Да, хорошо получилось, - сказал Арай, и шепотом добавил, - Ну вот, а ты боялся.
А тем временем, всё ещё звучали аплодисменты. Наконец, они стихли, и многие люди подошли к Чинку, протягивая руки для пожатия. Чинк старательно пожал все протянутые руки, говоря «Спасибо», на их реплики «Молодец хвостатик!», «Восхищаюсь твоим поступком» и так далее. Люди были настроены весьма доброжелательно. Однако, как отметил Чинк, большинство говорили с ним, как бы сверху вниз, и все обращались на «ты». Так же тех, кто, говоря ему похвалу, желал просто отметится, было предостаточно. Но, к немалой радости Чинка, среди подошедших, были и те, кто говорил искренне, да ещё и как с равным.
Несколько растерялся Чинк, когда к нему подошла, внушительных размеров, группа женщин средних лет. Судя по одежде, и по шикарным причёскам, принадлежали они к не самым бедным слоям населения. Из этой толпы посыпались реплики сюсюкающего тона:
- А он такой же милый, как Арайчик!
- Ой, какой милашка! Так бы и съела.
- А шерстка какая красивая!
Мало того, после вступительного восхищения, эти дамочки взялись хором, в десять рук, гладить Чинка, одна начала мять его ухо, другая ущипнула за щёку. От такого контраста между предыдущими приветствиями, и вот ЭТИМ, Чинк совершенно опешил, и растерялся, не зная, что делать. Видя, какой оборот приняло дело, Рыжик бросился на выручку:
- Дамы, дамы! Не стоит так наседать на новичка. Он только вчера из института. И ещё не привык к обществу.
Та, что была помоложе, вскрикнув, отдёрнула руку.
- Он может укусить?!
Остальные тоже посторонились.
- Нет, уважаемые. Как заключило абсолютное большинство, учёных нашей страны, ни один антропоморф, прошедший специальный тест на агрессивность, не способен на такое. Просто представьте себе такой контраст: из полной изоляции оказаться среди множества людей, да ещё из высшего общества! Столь сильные впечатления, - непосильная нагрузка, для чувствительной нервной системы антропоморфа. Это может даже травмировать пушистика.
Его речь возымела действие. Дамы решили отступить.
- Хорошо. Осваивайся, пушистик. Здесь тебя все любят, и никто не обидит. Так, что тебе нечего здесь боятся.
- Идёмте! Не будем травмировать пушистика!
Внимание было переключено на Арая.
- Арайчик, пойдём с нами! Лоида приготовила тебе подарок. Тебе непременно понравится!
- Господа! – с юмором, но видимым только для антропоморфов, обратился Арай к Чинку и Рыжику, - Я вынужден оставить вас.
Вздохнув, он развернулся, и удалился, вместе с галдящей стайкой светских львиц.
- Это те самые «сентиментальные тётки»? – спросил Чинк.
- Да, это особый контингент, и они очень влиятельные, с ними надо помягче. Но не волнуйся, - их берёт на себя Арай.
Тут, к ним направилась группа молодых людей.
- А вот, Чинк, те самые, про которых мы разговаривали. Побеседуй с ними. Произвести на них хорошее впечатление очень важно. Уверен, у тебя получится.
- Добрый вечер, рад представить вам Чинка!
Подошедшие хором поздоровались. Рыжик, по очереди, представил каждого, а Чинк, пожимал руку каждого представляемого, сопровождая эти рукопожатия кивком головы.
- Ну, теперь, когда вы знакомы, не стану мешать вашей беседе. Уверен, вам есть о чём поговорить.
С этими словами Рыжик оставил Чинка наедине с этими людьми. Через пару метров, его перехватила одна из журналисток, и они стали беседовать.
Чинку тоже был задан вопрос:
- Интервью закончилось на нотке, касающейся твоего пребывания в институте. Вот об этом, мы и хотим тебя спросить. Как с тобой там обращались? Как персонал к тебе относился?
Вся эта группа относилась к Чинку доброжелательно, но каждый смотрел оценивающе. И все, с нетерпением, ждали его ответа. Чинк заволновался не меньше, чем на сцене. Ещё бы! Ведь от ответа зависит, будут ли эти люди помогать антропоморфам.
- Ну, относились по расному. Польшинство просто телали свою рапоту, и относились ко мне как к части своей рапоты. Пыли такие, что плохо ко мне относились, но они никак не мокли это вырасить на теле, расве что, крупо со мной расковаривая. А пыли и такие, которым пыло стытно причинять мне неприятности.
Чинк не понял чем, но его ответ им понравился. Они продолжили допытываться:
- Чинк, а были такие случаи, когда работники института насмехались над тобой? Или, может, издевались каким-то образом?
Сначала Чинк подумал:
- Ну что я буду жаловаться! - но потом решил, - Раз спрашивают, - надо отвечать.
- Ну, вы ше снаете как люти к нам антропоморфам относяццо. И рапотники института не исключение. Пыл отин, которово растрашало, как я книшки читаю, и у нево отнашты пыл нервный срыв у меня в камере. Он сертился, рукалсо, книшку мою швырнул, но пальцем, таше, меня не тронул. Но это мелочь. У этово человека, витно, какие-то проплемы с этим.
- А, Нэйлис, - тот самый, который, почти что, шэфов тёзка
- А откута вы ево снаете? – удивлённо спросил Чинк.
- Некоторые из нас там раньше работали, и были с ним знакомы. Он страшно завидует учёным.
- А если вы всё сами снаете, сачем токта спрашиваете?
Так надо, Чинк. Ответь ещё, пожалуйста. Среди охранников существует тотализатор, - они ставят деньги на то, сколько кто из вас продержится на тесте на агрессивность. Как ты к этому относишься?
- Плохо отношусь! Мы на этом тесте страшные мучения терпим, а они расвлечение сепе ис этово устроили. Это мерско и отвратительно.
- Ты прав. А, скажи ещё, в институте, тот случай с книгой был единственным, или, кроме него, тебе неприятности причиняли?
- Ну, пыл ещё случай, но мне очень стытно о нём расскасывать.
- Чинк, это важно.
- Ну, хорошо. Кокта отмечали окончание моево тестирования. То сопрались в архиве, и стали смотреть моё прохоштение теста на атависмы, и смеяццо нато мной. А потом отин охранник покасал мне это саснятое на мопильник. Мне это пыло очень неприятно, хотя мне трутно винить их. Они считают меня неполноценным, а там они увители токасательства этому.
Рассказав об этом, Чинк снова ощутил то чувство стыда, и это, сразу же, отразилось на его мордахе.
- Ну, они бы могли бы и не устраивать из этого шоу, и уж, тем более не показывать это тебе. А насчёт тестов, не переживай, - они подстроены.
- Ну, охранник и не сопиралсо мне это покасывать. Он пыл выпивший, и я ево расковорил, чтопы уснать попольше. Вот и уснал… А срети тех, не все нато мной смеялись. Пыла отна, которая таше саступилась са меня.
- Нира, что ли? Ага, что смеяться над тобой нехорошо она понимает, а вот обслуживать это заведение не считает, что грешно.
- А откута вы снаете как её совут, и что она коворила? Вы ше скасали, что только РАНЬШЕ там рапотали.
- Ну, понимаешь, кто-то из этих мерзавцев в день твоей отдачи под опеку в сеть эти записи выложил.
У Чинка внутри всё оборвалось. Это увидели все! Он предположил, что этот кто-то рассердился, когда его отчитал Нэйрис.
- Чинк, не волнуйся. Если этот негодяй рассчитывал тебя на смех поднять, то он глубоко просчитался. Смеялась над тобой только быдлота, большинство же, в комментах, просто порвали его, и весь институт, в придачу. Тебе же там все сочувствуют. Так что к лучшему всё вышло, - наглядно было показано, как с вами там обращаются, и как относятся.
- Ну, а если вы свё это прекрасно снаете, то сачем пыли все эти расспросы? Зачем вы меня саставили всё это вспоминать?
- Так было надо, Чинк.
Та, срасу витно, что вы рапотали в институте. Вы так ше, как институтские, - ставите нато мной неприятные, непонятные опыты. И нетопросишсо у вас расскасать, сачем всё это.
В обычной ситуации, Чинк, ни за что б, не сказал ничего подобного, но тут у него было сильное ощущение, что он, на этот раз, может выразить свои чувства. И он не ошибся. Это задело их за живое.
- Чинк, извини, что заставили тебя вспомнить неприятное, но это всё мы выспрашивали не просто так. Нам хотелось услышать, как ТЫ это нам преподнесёшь. И мы выяснили, что ты говоришь с нами искренне, и что не питаешь злобы на людей. Это для нас было важно. Спасибо тебе за ответы.
В этот момент их прервал опекун Спэм:
- Пушистик, ну хватит тебе болтать! Там такие угощения стоят, - тебя дожидаются! Ребята, не задерживайте его! Пойдём Чинк!
- То свитанья! – попрощался с собеседниками Чинк, которого опекун уже поволок к одному из столов.
- Вот, смотри, сколько вкусностей! Этот столик приготовили специально для вас. Налетай, пока те двое до всего этого не дорвались.
Стол был, и вправду, заставлен всевозможными лакомствами. Насчёт большинства, Чинк даже не знал, как они называются. Всё выглядело и пахло очень аппетитно. Это напомнило Чинку, что сегодня он не ужинал. Настроение было чудесным. Чинк был доволен тем, как получилось выступить, и, особенно, как прошел разговор с борцами за права антропоморфов. Никаких факторов риска, из-за которых Чинк мог бы потерять контроль над собой, на горизонте не было. Поэтому он решил, что полностью заслужил расслабится, и, с удовольствием, полакомится.
Он взял понравившуюся шоколадную конфету, и положил в рот. Вкусовые ощущения принесли, неведомое прежде, блаженство. Такого вкусного он не ел, с момента, как появился в этом измерении. А то и вообще в своей жизни, вероятно, его вкусовые рецепторы, наряду с обонянием, тоже были усилены. И особо были чувствительны к шоколаду с орехами. А в эти кондитерские изделия, по-видимому, было добавлено много всяких изысканных вкусовых добавок, само собой не синтетических, а натуральных. Чинк испытывал огромное наслаждение.
- Ум-ном-ном. Как вкусно! – сказал он опекуну.
- А то! Твой личный адвокат плохого не посоветует. Кушай, пушистик, кушай!
- Опьетение просто!
Дальше Чинк уже ничего не говорил, он полностью был поглощён поглощением лакомств. Различные, самого приятного характера, вкусовые оттенки заполнили его сознание. Состояние антропоморфа было близко к эйфории. Он хватал то одно, то другое, всё быстрее и быстрее. Наконец, пропало всё вокруг. Остался только стол, то что на столе, и непередаваемые вкусовые ощущения.
Возобновил контакт с окружающим миром Чинк от того, что его за плечи тряс Рыжик приговаривая:
- Чинк, Чинк! Не спеши. Никто у тебя это не заберёт!
Чинк обнаружил себя заеденным, с набитым ртом, и здоровенным пирожным в лапах. А вокруг с ума сходили фоторепортеры, делая снимок за снимком. Чинк так и замер в таком положении, потом, с огромным трудом проглотил содержимое рта, и поставил пирожное назад на стол.
- Да сколько ж у меня этих атавизмов?! – в отчаянии подумал он.
Неподалёку, посреди тех самых женщин, стоял Арай. Он несколько раз демонстративно вытер лапой мордочку, и указал пальцем на Чинка. Тот понял, и попытался вытереться, но крем только размазывался по шерстке.
- Так не получится, - сказал Рыжик, - Пойдём в туалет.
И он повёл Чинка за собой. Там было пусто. Чинк старательно вымылся у рукомойника. Увидев его эмоциональное состояние, Рыжик взялся его утешать:
- Не переживай. Просто запомни, что у тебя есть ещё один фактор риска. Чинк, но ты всё равно – молодец. Не знаю, что ты там им сказал, но они довольны!
- Но, я ше всё испортил. Вот этим.
- Ничего подобного! Они в курсе о наших атавизмах. И ещё один не испортит им впечатление. К тому же, они прекрасно видели твой ошейник, и в обозначениях на нём они разбираются. С тем, у кого красный уровень атавизмов, такое вполне может случится. Тебе простительно. Так что не переживай. Скажу тебе, по секрету, - такое и с теми, у кого желтый уровень происходит. Арай, на первом вечере, ещё похлеще укомарил, с едой-то. А у него атавизм – желтый, и питается он дома хорошо, а не, как ты, - только что с институтского пайка. Они всё видели, но не считают это проблемой. В общем, не порть себе настроение. Плюсов от сегодняшнего вечера в разы больше, чем минусов. Пошли, скоро уже по домам разъежатся будем.
Но, не смотря на эти аргументы, остаток вечера прошел для чинка в грустных тонах. К нему подходила журналистка, расспрашивала о впечатлениях от вечера. Чинк невпопад отвечал ей, что всё понравилось, с печалью поглядывая на столик, за которым теперь стоял и лакомился Рыжик. Уж он-то не набрасывался на лакомства, а ел не спеша, очень аккуратно, с подчёркнуто аристократичным видом. Арай всё никак не мог отделаться от назойливых тёток. Они до сих пор галдели вокруг него. У бедняги выражение мордочки постоянно менялось с «Как же вы меня достали!», правда, заметить это мог только антропоморф, на «Хорошо, что ко мне хорошо относятся!». Он упорно искал положительное в своём положении, но удавалось ему это уже с трудом.
Наконец, званый вечер подошел к концу. Все стали расходится. Спэм отвёл Чинка в машину, и они поехали домой. Спэм был очень доволен, и сразу начал хвастаться:
- Какой отличный вечер! Я завёл кучу новых знакомств с влиятельными людьми, а так же укрепил знакомства старые. Знаешь, шерстка твоя пригодилась, Лара из неё наделала таких маленьких зелёненьких белочек, - прекрасные сувениры! Как я и ожидал, здесь на такое большой спрос. Я неплохо заработал на их продаже, а ещё они пригодились, как подарки, для укрепления очень важной дружбы, а это ещё ценнее чем деньги.
Чинк слушал всё это вполуха. А Спэм всё продолжал:
- Да и у тебя всё хорошо сложилось. Как ты себя показал! О, я получил множество приглашений для нашей семьи, и тебя лично. Ты не представляешь, что это для нас означает. Мы выйдем на новый уровень. У меня появятся высокие клиенты. Один уже появился! От тебя определённо есть польза!
- Рат, что вам прикотился, - с иронией прокомментировал Чинк.
Но Спэм этого даже не услышал. Он продолжал говорить:
- Да и ты не с пустым брюшком домой едешь. Только этот рыжий всё испортил! Тебя от еды оторвал, а сам давай-давай налягать на деликатесы. Он, конечно не так, как ты, он не спеша, - один за другим, один за другим, - восемь штук слопал, зараза. Да всё лучшенькие выбирает, те, что повкуснее. Да с таким видом, будто одолжение делает, что кушать тут изволил. Аристократ хвостатый! Граф Рыжик нашелся! А ты и поддался ему. Эх!
- Лучше п я, воопще не ел там ничиво!
- Это ещё почему?
- Вы что, не вители, что со мной происошло?
- Ну и ничего страшного! Это для того и поставили, чтобы вы это ели. А как, - это не имеет значения. Ты что это? Опять хандрить начал? Сколько тебе повторять? Смирись с тем, ЧТО ты есть, и не лишай себя своих зверушкиных радостей. Всё равно ж человеком не станешь, только изображать сможешь, в крайнем случае. Этот твой Рыжик вон как этим твоим бзиком воспользовался. Пристыдил тебя, аппетит тебе испортил, чтобы ему всё вкусное досталось.
Заметив, что его аргументы не утешают Чинка. Спэм выдвинул ещё один:
Если тебя это утешит, то, благодаря тому, что ты эээ… с таким энтузиазмом взялся угощаться, я смог заработать деньги, и деньги хорошие. Меня репортёры попросили обратить твоё внимание на еду, и, в случае, так сказать, проявления твоей звериной сущности, пообещали заплатить. И своё обещание они выполнили.
- Так вы это нарочно? Как ше я не саметил потвоха?!
- А так, - не было там никакого подвоха! Я хотел, чтобы ты вкусно покушал. А тут ещё и возможность за это деньги заработать, а деньги, знаешь, на дороге не валяются. Получилось приятное с полезным.
Чинк дальше не стал разговаривать. Остаток пути прошел в молчании. Время было позднее, поэтому подъезд был пусть, и до квартиры добрались без приключений. Дома все уже спали. Чинк молча отправился к себе.
Первым делом Чинк смыл с себя то, чем его опрыскали, и, отряхнувшись, и вытершись насухо, стал укладываться спать. Перед сном он поразмыслил, и пришел к заключению, что, если всё подстроено, то винить себя в том, что произошло, нет смысла. Это его успокоило, и он уснул.
Поскольку Чинк лёг спать позднее, чем обычно, проснулся он тоже с опозданием. Завтрак он проспал, будить его не стали, просто оставив печенье с чаем в его комнате. Перекусив, Чинк до обеда сидел в своей комнате, и читал. Потом пришла Лара, и пригласила его на обед.
Весь обед Чинк не сказал ни слова. Опекуны, по видимому, решили не затрагивать тему вчерашнего вечера. Они обсуждали разного рода дела текущие. Настроение у Чинка было такое, что ел он медленно, ещё аккуратней, чем опекуны. Он, как бы старался этим компенсировать вчерашнее. Поэтому, когда вся семья закончила обедать, Чинк ещё не приступил к десерту. Кира отправилась к себе в комнату играть. Лара занялась мытьём посуды, в Спэм уселся в кресло, - читать прессу. Наконец, Чинк доел своё обед, и собирался идти к себе в комнату, но Спэм произнёс:
- Какие, однако, шустрые эти газетчики! Только вчера событие произошло, а сегодня его уже проанализировали, и статью написали. Чинк, а тут и про тебя написано.
- Интересненько. А мошно мне посмотреть.
- Пожалуйста-пожалуйста! Я уже закончил, - ответил опекун, и протянул Чинку газету.
Чинк уселся в свободное кресло, и взглянул на открытую страницу. Увиденное, неприятно напомнило о вчерашнем промахе. Там была крупным планом его фотография, где был запечатлён момент, когда он только-только обнаружил, что его снимают. Он стоял, держа в лапках пирожное, с мордахой, вымазанной в креме, и выражением застигнутого врасплох. Фото выглядело очень комично, но Чинку было явно не до смеха. Он приступил к чтению. Статья имела название «В который раз об антропоморфах».
Сколько раз мы слышали об этих существах, в которых превратились некоторые наши, которые внешностью и поведением похожи одновременно и на людей, и на животных! Все помнят панику, когда каждый боялся, что эта чудовищная метаморфоза постигнет и его. И как отечественная наука предоставила успокоение, заверив добропорядочных граждан, что этому подвержены только люди с характерными психическими отклонениями.
Люди с искаженным чувством эстетики, сознание которых, по мнению учёных, настолько не хотело отпускать образы детства, что определило мультяшных персонажей, со звериной внешностью, как свой идеал красоты. Те из них, кто обладал художественным талантом, стали воплощать свои фантазии на холсте, немного овзрослив их,