Словно в ответ на слова антропоморфа, из-за двери донёсся звук открывшегося лифта. Из него вышло несколько человек, направившихся прямо к недоломанной двери. Перепуганные пушистики замерли в готовности убегать со всех лап, удерживаемые возле прихожей лишь отчаянной надеждой, что это идёт полиция, а не погромщики. К огромному облегчению, эта надежда оправдалась. Из пролома в двери раздался громкий голос Спэма, старавшегося, чтобы его услышали в глубине квартиры:
- Чинк, Арайчик, не бойтесь! Это я! Всё закончилось!
Поскольку разбитая дверь нормальному открытию не подлежала, её пришлось доломать. Для этого сопровождающим Спэма оказалось достаточным надавить на висевшие половинки, и они, с негромким треском, отвалились. Нападавшие явно остановились в последний момент. Несмотря на пережитое, Чинк отметил этот факт, не зная, то ли усиленно радоваться настолько вовремя подоспевшей помощи, то ли заподозрить какой-то подвох в таком совпадении. Но события понеслись вперёд, так и не дав антропоморфу определиться. Вместо ожидаемой полиции, со Спэмом пришли люди из боевого подразделения института, которых Чинк помнил ещё со времени поимки. Доламав дверь, они отступипли назад, пропустив в квартиру её хозяина, да так и остались стоять в подъезде. Оба пушистика ожидали Спэма в прихожей. Тот, вошедши, включил свет, взволнованно приглядываясь, как себя чувствуют Арай и Чинк.
- Ну, как вы тут? Сильно напугались? – спросил он с участием в голосе. После чего, опустившись на одно колено, обнял подскочившего к нему Арая. Со страдальческой гримасой на мордахе, тот начал жаловаться:
- Да, сильно-сильно! За что они с нами так? Мы же ничего им плохого не сделали. И вообще никому не сделали.
- Ох ты, бедняга, сколько ж тебе досталось! – стал сочувствовать Спэм, гладя пушистика, - Не волнуйся. Всё позади. В Институте вы будете в полной безопасности…
Жадно слушавший слова утешения Арай, кивнул головой, и прокомментировал:
- Да. И для вас так будет лучше. Если нас тут не будет, то эти бандиты не станут больше двери ломать. Только, пожалуйста, не говорите маме о том, что сегодня случилось. А то она будет волноваться. А ей волноваться нельзя.
- Разумеется-разумеется. Никто её волновать не будет, - поспешил заверить Спэм.
- Тогда нам надо сейчас вещи собрать, - продолжил рассуждать котёнок.
- Нет времени. Эти из Института говорят, что вас надо эвакуировать как можно скорее. Я еле упросил их дать мне время вас успокоить. Всем, что вам может понадобиться, вас обеспечат. И мы подвезём.
- Хорошо, тогда мы готовы, - коротко ответил Арай.
- Пусть у вас поскорей всё успокоиццо! – пожелал чувствующий себя виноватым Чинк, и добавил: - Извините, что доставил столько беспокойццтв.
- Это не ты их доставил, - тут же сказал опекун, положив подопечному руку на плечо, - А с теми, кто доставил, я разберусь. И мы вас вернём. Обещаю.
Он кивнул ожидавшим в дверях институтским, те вошли и одели пушистиков в бронежилеты и каски. Чинкова голова оказалась слишком большой, каска на ней сидела, почти не прикрывая. Миниатюрному же Араю надетая каска, наоборот, всё время сползала на глаза. Но охранники, ни мало этим не обеспокоившись, повели подопечных из квартиры. Несмотря на экстренную, торопливую атмосферу, Чинку показалось странным, что их ведут без поводков, которые полагалось одевать даже на спокойную прогулку. Так же, вопреки ожиданиям, лифт поехал не вниз, а вверх, доставив пушистиков с охраной на крышу. Выйдя из лифта в запылённое техническое помещение, охранники показав антропоморфам на угол скомандовали:
- Стойте там.
В это время один из них щёлкнул на стене рубильник, выключивший лифт, что стало ясным пушистикам потому, что свет в нём сразу погас, и, не успевшие закрыться, двери так и остались открытыми.
Чинк с Араем переглянулись, не понимая, зачем они здесь. Чинк уж было предположил: не задумали ли институтские что-то нехорошее. Но те просто стояли и ждали, не испытывая к антропоморфам какой-то особой агрессии. Впрочем и симпатии они тоже не испытывали ни малейшей. Так что даже решительный Арай, не отважился их расспрашивать. Даже между собой разговаривать пушистикам в их компании как-то не хотелось. Благо, ожидание долго не продлилось. Вскоре послышался шум вертолёта, который становился всё громче.
- «Ого!», - подумал Чинк, - «Неужели это к нам?»
Взгляд Арая, брошенный из-под, снова было съехавшей на глаза, каски, говорил то же самое.
Их предположение оказалось верным. Перекрикивая, ставший оглушительным, звук лопастей, один из охранников скомандовал:
- Бегом в вертолёт! К краю крыши не подходить!
Выскочившие из полутёмного помещения на солнце, и оглушенные шумом, подопечные не сразу смогли сориентироваться. Но, взявшие их в кольцо, охранники буквально втолкнули их в маленький вертолёт, и захлопнули за ними прозрачную дверцу, сами оставшись на крыше. Вертолёт тот час взлетел. Немного пришедшие в себя пушистики, стараясь не прикасаться к двери, «Вдруг откроется!», посмотрели вниз. Где проплывали многоэтажки их квартала. Толпа провожала вертолёт, потрясая транспарантами. Ещё не успев скрыться из виду, люди начали сворачивать свои лозунги. Перекрикивая шум, Арай поспешил это прокомментировать:
- Они уходят! Хорошо! Теперь они к вам в дом ломиться не будут!
Поскольку для дальнейшего разговора было очень шумно, пушистики стали любоваться открывшимся видом, каждый со своей стороны. Многоэтажные здания сменились пятиэтажками, которые, в свою очередь, сменились обширными складами. За городом хорошо просматривался лес.
- «Вот бы сейчас туда улететь!» - подумал Чинк, - «И как это нас «таких опасных» отправили одних с пилотом? Без всякой охраны. Взять бы и напугать пилота, чтобы в лес нас отвёз!»
Мечтал он не особенно серьёзно, и даже эту мысль сам себе прокомментировал:
- «Ага, а потом они нам каак включат электрошок в ошейниках!» - и продолжил любоваться видами, учитывая, что в застенках Института не скоро представиться возможность чем-то таким полюбоваться. Вскоре приблизилось, уже давно маячившее на горизонте, похожее с воздуха на лежащую на земле букву «П», здание «Института изменённых организмов». Арай, как только это заметил, отвернулся от окна, и быстренько прокричал Чинку на ухо:
- Чуть не забыл! В Институте НИ ПРО ЧТО секретное не говорить! Там за нами подглядывают, и подслушивают!
А вертолёт уже заходил на посадку. Внутри ограждённой территории располагалась вертолётная площадка, которая, судя по её размерам, могла принять не только миниатюрный вертолётик, на котором привезли подопечных, но и крупную военную машину. Только вертолёт остановился для снижения, как Арай схватил Чинка за лапу, и потянул к своему окну со словами:
- Ой, Чинк, посмотри, посмотри, кто нас встречает!!!
Их, разумеется, уже ждали. Но вот то КТО их встречал, оказалось сюрпризом. Внизу, рядом с площадкой виднелись две хвостатые фигуры. Одна рыжая, другая чёрная. И больше никого.
- Как здорово! Я так по ним соскучился! – добавил он.
Сгорая от нетерпения, котёнок скинул на пол, постоянно сползающую на глаза, каску, и стал теребить ручку двери. Так что Чинк стал опасаться, как бы он не выпрыгнул на лету, и замер в готовности удержать его от столь рискованного поступка. Едва вертолёт коснулся земли, Арай распахнул дверцу, и одним прыжком кинулся к друзьям. Несмотря на шум от, ещё не полностью заглохшего, двигателя, до Чинка донеслось:
- Маз, Рыжик, как же я по вам соскучился! У нас тут столько всего случилось! Столько случилось…
Говоря всё это, Ушастик обнял их обоих, и тёрся щекой то об одного, то об другого лиса. Чинк ожидал, что Мазалин скажет, что они с Рыжиком уже в курсе. Но тот молча, гладил котёнка по голове, приобняв его другой лапой. Немного поумилявшись получившейся картинкой, белк тоже направился к друзьям.
- Привет ребята! Какой приятный сюрприз! Только как же это инццтитуцкие вас выпустили? Да ещё и одних.
- Привет белк! Да куда мы с ошейниками денемся? – пробурчал черно-бурый лис.
- Здравствуй Чинк. Ну, вообще-то, по протоколу вас должен был встречать штатный психолог… - начал пояснять Рыжик, но Мазалин его перебил:
- Но начальник здраво рассудил, что от типа, который на словах предлагает тебе поделится переживаниями, излить, так сказать, душу, а на морде у него вот такееенными буквами написано: «Мне глубоко на…» кхм «начхать что ты там чувствуешь» толку будет мало… В общем, пушистики, мы за него. И у нас впереди целый час прогулки по свежему воздуху, и целебного душеизливания. Только надо вернуть нашей заботливой охране средства их заботы.
С этими словами Мазалин стащил с Арая бронежилет. Рыжик, в свою очередь помог разоблачится Чинку, после чего отнёс снятое в вертолёт. Мазалин же вручил бронежилет успевшему выйти пилоту со словами:
- Держи своё добро!
И, пока тот не успел ничего сказать, вернулся к остальным.
- Пойдём куда-нибудь подальше от чужих ушей! – пробурчал он, с упором на слово «чужих».
Пушистики направились в скверик. Видя, что Арай собирается говорить, и говорить много, Чинк поспешил задать вопрос показавшийся ему важным:
- Кстати, о чужих ушах. Как это они упустили такую возможность поподслушивать за нами?
- А кто тебе сказал, белк, что они её упустили? То, что мы на улице гуляем, и что нет людей, в прямой видимости, ещё не означает, что нас не подслушивают, - ответил ему Мазалин.
- Конечно, не стоит предаваться паранойе. Но, если Чинк, у тебя есть какие-то очень уж личные секреты, о которых ты хотел бы рассказать только своим близким друзьям, то их, всё-таки, стоит придержать.
Сказал эти слова Рыжик показательно беззаботным тоном, но на словах «стоит придержать» сделал еле заметное ударение. Чинк кивнул. Арай же поспешил рассказать друзьям накопившиеся новости:
- Когда вы в последний раз в гости ко мне заходили, ну, когда тот ненормальный в Чинка стрелял, так вот в ту же ночь к нам целая толпа злых людей пришла. И все такие же ненормальные! Сначала они нам в окна камни кидали, потом вообще подожгли. Маме плохо стало, её в больницу положили.
- Мы видели это в новостях, Арайчик, - сказал Рыжик, и присев вровень с его мордочкой, стал утешать котёнка: - Не переживай, маму там вылечат. Для неё самое главное, что вы с папой остались целы тогда, и что ты не пострадал сейчас. Так что она скоро поправится.
- Вот твари, самого опасного пушистика нашли! – гневно прокомментировал в свою очередь черно-бурый, - Ко мне вот побоялись так прийти. Точнее ко мне они тоже заявились, как и к Рыжему, но самое страшное, на что они отважились, - помидоркой кинуть. Уж как их заводилы раззадоривали, как кочегарили! Из-за спин, - шавки облезлые. А быдло так и не расхрабрилось. Кишка тонка!
- Значит, они и у вас были, - с сочувствием прокомментировал Чинк.
- Ну а ты думаешь чего мы здесь? К нам утром тоже подвалила толпа, изображающая «гнев народа».
- А почему изображающая? – спросил Чинк.
- А ты что, не заметил? Ах да, вас же на вертолёте с крыши забрали. Ты не видел их вблизи. А мы с Рыжим видели. Правда я их и не заметил сразу. Утром раздаётся звонок в дверь. Тётка открывает, а там… думаешь гнев народа? Неа, не угадал. Охрана наша доблестная подкатила, и давай нам «шерсть дыбом» устраивать. Что, мол, пришел к нам народ разгневанный, что если они меня щас не увезут, то выламают они двери и на куски меня порвут. За детсад мол. Ага, нашли виноватого. Выглядываю я в окно. Действительно, стоят, надписи держат. Да только надписи эти раз эдак в сто разгневанней этого народа оказались. То есть на то, что тут кого-то на куски рвать собираются, как-то не похоже. Стоят, зевают. А тем временем институтские эти тётку мою раскошмарили не на шутку. И торопят, торопят, что вот прям еле сдерживают толпу от самосуда. И по эмоциям не разберёшь правду говорят, или нет. Было видно лишь, что у них задание побыстрее меня забрать в институт, и что они его намерены выполнить. В общем, от тётки и я заразился, а они ещё каску, бронежилет одевают. Думаю: «А вдруг и правда? Что это они пока меня не видят, а как увидят, тот тут-то всё и начнётся?» Не в том, конечно, смысле, что страшно стало, - спохватился рассказчик, и бравенько продолжил: - а в смысле, что думал, что тогда придётся мне от хуманов этих отбиваться. Выводят меня, значит, толпа загалдела. Но дальше галдежа дело не пошло. Заводилы, конечно, тявкали где-то на заднем плане. На таком заднем, что их и видно-то не было. Но, как они ни старались, даже помидорку бросили, правда мимо, «мочить выродка» желающих не нашлось. Куда им? Стоят, боятся. Это ж они только против няшек такие смелые, - двери ломать.
- А откуда вы такие подробности знаете? Ну, что они к нам с Араем ломились. Неужели новости так быстро работают, - удивился зелёный белк.
- Да нет, это наш дражайший директор нас осведомил. Что хуманы с вами совсем обнаглели, и что надо, чтоб мы вас встретили, и успокоили.
- Вот видишь, я же говорил, что он не совсем плохой, - вмешался Арай, которого всё это время утешал Рыжик.
- Ага, не совсем плохой. Он опять чего-то задумал. Опять в своём духе. Бедные вы бедные, мне вас жалко, но я вам щас такое устрою! Потому что нааада.
- Что устроит?!! – всполошился, уже успокоившийся было Арай.
- Откуда ж я знаю? Он перед нами не отчитывается.
- Ну, сколько можно?! – чуть не плача сказал котёнок, - Мне и так плохо. Когда же это всё кончится?
Рыжик бросил на Мазалина укоризненный взгляд и попытался снова успокоить Арая:
- Не стоит заранее переживать. Может директор, просто, недоволен, что нам придётся какое-то время пробыть в разлуке с родными? А Мазалин уже истолковал его чувства, что он собирается сделать что-то плохое. Ты же знаешь, какой наш Мазалин спорщик.
Аргументация подействовала. Котёнок немного успокоился. А, чтобы этот эффект закрепить, Чинк решил перевести разговор на другую тему:
- А откуда в Институте психолог взялсо? Раньше мы тоже сталкивались с очень неслабыми переживаниями, и никакой психологической помощи нам не предлагали.
- Так было раньше, - охотно поддержал разговор Рыжик, - но когда в прессу просочилась информация о жестоком обращении с нами, а также о том, насколько травматичен для нас тест на агрессивность, то общественности пообещали улучшить условия содержания. И введение в штат институтов психологов, - одно из таких улучшений. В их обязанности входит оказывать подопечным Института помощь в стрессовых ситуациях. Например, после прохождения теста на агрессивность.
- Тоже мне улучшение! Такой психолог что есть, что нет, - не удержался от комментария Мазалин.
- Интересно, почему же директор Нэйрис взял такого работника? Он же по-своему о нас заботиццо. Может он просто не знал о его безразличии? – выразил своё недоумение Чинк.
- Белк, я тоже задал ему этот вопрос, - сказал Мазалин, - И выясняется, что этот наш директор не такой всемогущий, как тебе кажется. Этот вот работничек, - какого-то большого папы сыночек. А значит место, где ничего делать не надо, а зарплата капает, и не маленькая, ему очень подходит. И сделать с ним Нэйрис ничего не может.
- Вот видишь, он сам в этом признался, - сказал Мазалину Арай, - а это не просто.
- Ага, когда мы его прямо об этом спросили.
Арай не стал с ним спорить. Вместо этого, вздохнув, сказал:
- Как жаль. Лучше бы он взял на эту работу какую-нибудь поузи. Я бы с удовольствием рассказал ей всё. А она бы мне помогла.
- Что? Изливать душу одной из этих чокнутых? Ну, ты даёшь!
Услышав эту реплику Мазалина, Арай сразу забыл о своих переживаниях, и бросился на защиту своих любимых поузи.
- А нас, между прочим, тоже чокнутыми считают. Ты не забыл?
- Ну, насчёт нас я знаю какие мы. А эти поузи явно что-то вроде свихнутых кошатниц. Только помешанные на антропоморфах. Одна из этих поузей пошла в наши леса пушистиков искать. Ну, тех, что в убежищах прячутся, потому что к подопечным её не пускали. И, что интересно, находила. Ну, наши от неё, естественно, убегали. Ещё бы! Бродит по лесу какая-то непонятная хуманша, антропоморфов выискивает. В конце концов она как-то учуяла одно из убежищ, и туда заявилась. Всех там переполошила. И, как этот переполох увидела, ну в смысле, что ей тут не рады, а наоборот, - боятся, то совсем с катушек слетела, и стала за всеми гонятся, с криком: «Вы БУДЕТЕ любить меня!!!» Так, что пришлось самого Ранэка из другого убежища вызывать. Чтобы он её как-то утихомирил. Чем тебе не сумасшедшая?
- Что-то я такой истории не припомню. Мне рассказывали, как приходили симбионты (так у нас Ранэк поузи называет). Группой, вполне цивилизованно. Вроде как, даже заранее как-то сумели с Ранэком о встрече договориццо. Они хотели присоединиццо к нам, но Ранэк попросил их помочь пушистикам в городах. Попробовать исправить мнение людей о нас. Те согласились, погостили немножко в одном из убежищ, и вернулись к себе. Ни про какую поузи, что гонялась за пушистиками, я не слышал. А про такое у нас бы точно не забыли!
На этот комментарий Чинка Рыжик отреагировал непонятно: осужадюще посмотрел и укоризненно покачал головой. Чинк сначала хотел выяснить, «что не так?», но не успел, так как Арай продолжил спор с Мазалином:
- Ну, вот видишь! А эту историю поузи сами про себя выдумали. Это в ихних сайтах как что-то вроде сказки. Это они так сами над собой смеются.
- А что, у поузи есть свои сайты? – спроил Чинк.
- Конечно, есть, - ответил Арай, - поузи ведь никто не запрещал. В отличие от нас. Есть много сайтов, где поузи рассказывают друг дружке, как им нравятся пушистики. И картинки с нами рисуют. И истории всякие сочиняют. Вроде этой. Ну, что-то вроде сайтов фурри, после того, как их запретили.
- А их как не запретили? – удивился Чинк.
- Ну, понимаешь, они, в отличие от нас, сами не хотят превратится в пушистиков. Пушистики им только нравятся. И правительство решило, что раз они призывают людей только заботится о нас, а не самим пушистиками становиться, то их можно не запрещать.
- А, тогда понятно.
- И всё равно я не хотел бы иметь дело с этими поузи, - продолжил спор Мазалин.
- Но почему? – поинтересовался Арай.
- Я хочу, чтобы серьёзно воспринимали. Как личность. А не как к зверушке относились ми-ми-ми да сю-сю-сю.
- А поузи всё это хорошо чувствуют, - не сдавался котёнок, - и с тобой стали бы общаться иначе.
Тут своё мнение о поузи решил высказать и Рыжик:
- Да, эти люди крайне доброжелательны по отношению к нам. Но, всё же, они очень склонны баловать пушистиков. Например, на их сайте, на который я заходил под присмотром опекуна…
На последних словах, про присмотр, Рыжик заметно изменил интонацию.
- «Чего это он?» - подумал Чинк, а потом вспомнил о запрете подопечным самостоятельно пользоваться интернетом, и о том, что их могут подслушивать, и мысленно прокомментировал его предыдущие слова : - «Вот тебе и не стоит предаваться паранойе».
… есть подробный совет как, одарённому эмпатией, поузи определить вкусовые предпочтения пушистика. Причём речь идёт не о простом предложении различных угощений. Это лишь первый этап. Если, например, окажется, что пушистик любит шоколадные лакомства. То, на этот случай даётся, рецепт слоёного шоколадного торта, где каждый слой приготовлен немного по-разному. Причём эта разница, почти в аптекарских пропорциях, описывается по каждому слою торта. И всё это для того, чтобы поузи мог, внимательно наблюдая за мельчайшими реакциями пушистика в процессе поедания им угощения, максимально точно определить какой слой ему навиться наибольше. По-моему, это уже перебор. Подобным образом у них расписано, как лучше гладить антропоморфов каждого вида. И, вдобавок к этому, куча рецептов как идеально определить метод гладения в каждом индивидуальном случае.
- Ну, может, это только некоторые, скажем так, особо фанатитчные поузи доходят до таких крайностей? – предположил Чинк.
- Не похоже. Судя по комментариям, по тому, как живо они уточняют эти мелкие подробности, подобные темы весьма интересуют многих из них. К тому же по их собственным словам, после микротрансформации, давшей им сильные эмпатические способности, их симпатия к антропоморфам заметно возросла. И это при том, что симпатия к пушистикам и так у них была достаточно сильной, чтобы они смогли начать эту самую трансформацию.
- Ну, Рыжик! Ну что плохого в том, что поузи хотят как можно лучше сделать нам приятное? – возмутился Арай.
- А ты представь, каким станет пушистик, если станет подопечным поузи?
- Самым счастливым на свете пушистиком?
- Скорее самым избалованным.
- Тогда, наверное, пушистики, что живут в приютах Латинццкой Амер… то есть Колумбии, - самые испорченные? – высказал предположение Чинк, - Ведь там весь персонал, - эти самые поузи.
Но Рыжик не поддержал это предположение:
- Вот к латиноколумбийским поузи у меня претензий нет. Это на Западе в Британском и Европейском содружествах поузи склонны баловать пушистиков. А наши им подражают. Кто знает, может такой эффект даёт тот факт, что у нас, как и на Западе, контакт их с пушистиками очень ограничен? Вот и истосковались. А в Латинской Колумбии их, наоборот, только поощряют контактировать с пушистиками. К тому же большинство тамошних поузи, - монахини. Так что они вовсе не потакают малейшим прихотям пушистиков, а просто искренне заботятся о их благе. Даже, например, используют «Взгляд», чтобы заставить привередливых есть здоровую пищу.
- Вот чего-чего, а чтобы меня всякими там «взглядами» заставляли что-то делать, пусть даже из самых благих намерений, мне точно не надо, - вставил своё мнение Мазалин.
- А меня вообще не нужно заставлять есть салатик, - высказался Чинк, - Я его и так люблю.
В этот момент откуда-то из-за деревьев послышался звук открываемого окна, и прозвучал голос:
- Эй, хвостатые, ужинать!
И окно закрыли. Рыжик с Мазалином направилсь к боковому входу.
- Ух, ты! Как получилось. Будто, и правда, подслушивают, - прокомментировал Чинк, - Вовремя. Я уже проголодалсо. Жаль только, что в камеру возвращаццо надо.
- Об этом, белк, не волнуйся, - сказал Мазалин, - Мы же теперь не какие-то там подопечные Института, а подопечные с опекунами. Так, что нажаловаться можем, что нас как в тюрьме содержат. Так что нет, камера нам пока не светит. Это новеньких, вроде той оленихи с дитём, из-за которых всё закрутилось, туда помещают. А мы жить тут будем как в гостинице. Не люкс, конечно, но жить можно.
Когда пушистики поднимались по лестнице, Арай легонько дёрнул Чинка за лапу, и жестами показал, чтобы он наклонился. Тогда котёнок прошептал ему на ухо:
- Ты молодец, конечно, что за поузи заступился. Но лучше бы ты этого не рассказывал. Нас, в самом деле, могли подслушивать. А ты, получается, рассказал, что поузи к вам в Убежище приходили, и что Ранэку помогать согласились. Это всё запрещено.
Увидев, что Чинк распереживался, Арай поспешил его успокоить:
- Да не волнуйся ты так. Ты же ни имён не назвал. Ни времени когда они к вам приходили. Так что найти их врядли найдут. Но, пока мы здесь, ни про какие дела в Убежище рассказывать не надо.
- Хорошо-хорошо! Не буду, - ответил тот.
Тем временем, подопечные, действительно пошли не туда, где располагались камеры, а во вполне уютную столовую, где только что окончили ужинать сотрудники Института. На появление пушистых они отреагировал по разному, но в основном отнеслись к этому спокойно. Лишь от одной сотрудницы, медсестры по виду, донеслось бурчание вроде: «Вот, явились тут шерстью сыпать, где люди едят». Чинк отметил про себя, в положительном ключе, что подобным образом отреагировавшая личность, была лишь одна. Мазалин на это лишь усмехнулся. А Рыжик и Арай вообще пропустили её бурчание мимо ушей. Во время ужина (заметно более обильного и лучше приготовленного, чем во время пребывания в камерах) антропоморфы продолжили своё общение. Неприятных тем они уже старались не затрагивать. Даже Мазалин.
Отужинав, компания переместилась в уютно обустроенный уголок просторного коридора, где в самом углу, возле окна, находился аквариум с золотыми рыбками, а вокруг него располагались кресла. Вкусный ужин заметно поднял настроение, наблюдение за рыбками в аквариуме успокаивало. Да и старания обоих лисов общаться на позитивный лад сделали своё дело. Арай и Чинк почти отошли от полуденных шокирующих событий, и примирились с мыслью, что придётся пробыть в Институте какое-то время.
Эту, едва-едва устоявшуюся, идиллию полностью обрушил, подошедший к изменённым, директор Института Нэйрис. Его массивная, мускулистая фигура в чёрном пиджаке с галстуком выплыла из-за угла, и, вместо того, чтобы пройти мимо, как делали остальные, направилась к отдыхающим пушистикам. Разговор тут же смолк. Приятная атмосфера растаяла без следа. Антропоморфы напряженно уставились на директора. Чинку сразу же вспомнился разговор о том, что директор запланировал для них что-то недоброе. И весь вид подошедшего полностью подтверждал эти нехорошие предположения. Его массивное, как и вся остальная фигура, квадратное лицо и пронзительный взгляд серых глаз вновь излучали яркую, казавшуюся несовместимой, смесь чувств. С одной стороны жалость, жалость сильную до боли, а с другой, - твёрдое, холодное, непоколебимое намерение сделать с подопечными что-то плохое. И, хотя последнее ему явно не нравилось, это ни капли не смягчало его решимости.
Сначала Мазалин собирался язвительно его поприветствовать. Но, как только разглядел настрой подошедшего, колкость застряла у него в горле. Арай с Чинком тоже застыли, не в силах произнести ни слова. Только Рыжик, подчеркнуто вежливо, сказал:
- Добрый вечер.
На что директор ответил, словно не отвечал на приветствие, а как бы рассуждая сам с собой:
- Добрый… - тон голоса явно не предвещал ничего доброго.
Окончив это секундное размышление, директор снова обратил внимание на подопечных, с содроганием сердца ожидавших от него неприятной новости. Прекрасно различая их настрой, он, наконец, сказал:
- Да, вам придётся через это пройти. Но это для вашего же блага. Знаю, сейчас вам так не покажется. Но это действительно так… Вам, наверняка, было интересно, куда деваются не прошедшие тест на агрессивность, и что с ними там происходит. Вот, сегодня, хотите вы этого, или нет, вам придётся с этим познакомится… Пока что, в качестве экскурскурсантов.
Подопечные лихорадочно переваривали услышанное, то смотря на директора, то переглядываясь друг с дружкой. На первый взгляд, сказанное представлялось не таким уж страшным. У Мазалина даже на морде отразилось с вызовом в адрес начальника: «Подумаешь экскурсия! Не испугаешь!» Но от директора прямо веяло стопроцентной уверенностью, что экскурсия будет непростой. Так что Арай и Чинк вздыхать с облегчением не спешили. Спокойней всех отреагировал Рыжик. Без волнения, скорее с оттенком грусти, он ответил за всех:
- Что ж, раз так, то не будем растягивать. Покажите нам что хотели.
Нэйрис кивнул, и коротко сказал:
- Следуйте за мной.
Антропоморфы послушно проследовали вслед за директором за угол, из-за которого он только что появился. Там вышли на лестницу, по которой стали спускаться. Миновав первый этаж, они спустились ещё ниже, и вошли в знакомый, тускло освещённый коридор с камерами, где они все когда-то содержались до выдачи под опеку. Необитаемые камеры были совершенно пусты. Отсутствовали даже матрасы, на которых спали заключенные. Процессия двинулась в направлении противоположном лестнице. Знакомый вид навеял неприятные воспоминания, которые ещё сильней подстёгивали ожидание чего-то плохого.
Неожиданно, в одной из дальних камер, пушистики заметили какое-то шевеление. По мере приближения к ней, всё яснее было заметно, что она явно отличается от остальных, и то, что шевеление не показалось. Из угла, дававшего наилучший обзор в их часть коридора, на них смотрел антропоморфный оленёнок. Тот самый, кого, вместе с матерью, недавно поймали в лесу. И отец которого устроил захват заложников в детском саду.
Подойдя совсем близко, антропоморфы смогли разглядеть, детали. Бросился в глаза тот факт, что, в отличие от них, его телосложение принадлежало к другому типу, называемому одёжным. Практически человеческое тело, только с головой и хвостом животного, покрытое короткой шерстью. Этим особям, как и людям, требовалась одежда. И ему, очевидно, её предоставили. Так как, на данный момент, он был одет в серые клетчатые штанишки, и синюю футболку, в отличие от видео, снятого вскоре после поимки, на котором он предстал перед зрителями в одних трусиках.
Примечательной оказалась и сама камера. В отличие от спартанской обстановки, в которой пришлось жить большинству подопечных, этак камера была обставлена куда лучше. Её даже, в какой-то степени, можно было назвать уютной. Серые стены оказались прикрыты нежно-салатовыми занавесками. На полу, вдоль видимой стены, рядочком, расположились мягкие игрушки. Прочка таких игрушек валялась на полу. Оленёнок, видимо, только что ими играл. На стене, противоположной решетке, между приоткрытых занавесок, просматривалось нарисованное окно, с «видом» на озеро с лесистыми берегами. Вместо матраса для спанья на том же месте стояла, аккуратно застеленная, широкая кровать, за изголовьем которой, в углу, находилось кресло.
В этом кресле обнаружилась и мать оленёнка, одетая в простенькое кремовое платье, которое, однако, ей шло. В руках она держала книгу, которую, очевидно, только что читала. Но, заслышав шаги в коридоре, оставила чтение, и, с некоторым напряжением, стала ожидать, кто же появится. Как только она увидела пушистиков, напряжение сменилось удивлением. Которое, после быстрого анализа настроения Нэйриса и его подопечных (тоже отразившегося на её мордочке), сменилось внутренней горечью, и сочувствием в адрес пушистиков.
- Здравствуйте! – поздоровался с ними Арай своим тонким голоском.
Остальные антропоморфы, остановившись, хором повторили приветствие. Нэйрис, собиравшийся просто пройти мимо, тоже остановился и сдержанно кивнул оленихе.
- Доброго времени суток, - ответила она. Её голос оказался поразительно похож на человеческий. Если бы этот голос записать и воспроизвести перед непосвященными, - никто бы не догадался, что он принадлежит антропоморфу. Оленёнок же ничего не сказал, продолжая с интересом рассматривать прибывших.
- Как вы тут? – решился на вопрос Чинк.
- Ну а как может быть в такой ситуации? - со вздохом ответила она вопросом на вопрос, а потом, бросив взгляд на Нэйриса, добавила: - Впрочем, могло быть и хуже. Особенно если учесть то, что натворил Соер. Так что, можно сказать, что с нами неплохо обращаются… За исключением, разве что, теста на агрессивность. Но, к стчастью, и его я смогла пройти успешно, относительно безболезненно, и без последствий.
От пушистиков не укрылось, что, на этих словах, олениха бросила в сторону директора взгляд, в котором читалась сдержанная благодарность. После чего она продолжила, вновь глядя на подопечных:
- В общем, когда шумиха, и гнев людской немного улягутся, нам с малышом даже прогулки на воздухе обещали позволить. Такие вот у нас дела.
Сделав небольшую паузу, пушисточка, с сочувствием, поинтересовалась:
- А вас что, за что-то наказывать ведут?
- Да нет, - ответил ей Мазалин, - Нас тут ведут на познавательную экскурсию… К бешеным. Разумеется, ради нашего блага.
- А вы тоже там были? – с волненьем спросил Арай, - Там сильно страшно?
- Нет, Бог миловал, - ответила олениха, укоризненно взглянув на Нэйриса.
«Так надо!» - читалось в его ответном взгляде. После чего он уже словами поторопил подопечных:
- Не задерживайтесь!
И пошел дальше. Подопечные последовали за ним.
- Держитесь мальчики! – сказала олениха вдогонку.
Если коридор с камерами навеял просто неприятные воспоминания, то дальнейший путь заставил шерсть стать дыбом. Это был путь к «вопящей комнате», - месту проведения жестокого теста на агрессивность. Каждый раз, когда коридор разветвлялся, Чинк надеялся, что они свернут в другую сторону. Но Нэйрис снова и снова вёл именно путём, ассоциирующимся у Чинка, да и у остальных пушистиков тоже, с кошмаром наяву. Вот из-за поворота появилась дверь, за которой, как хорошо помнил Чинк, располагалось большое помещение с, похожим на помесь сейфа с гаражом, железным ящиком посередине. Возникла паническая мысль:
- «А вдруг нам сейчас устроят повторное тестирование!!!»
И никакие мысли о том, что в этом нет никакого смысла, что директор говорил совсем о другом, не помогали успокоиться. Тогда Чинк перевёл взгляд на друзей, в надежде, что они-то таким мыслям не поддаются. Но настрой друзей тоже не обнадёживал. Арай смотрел на приближающуюся дверь испуганными глазами со зрачком почти на весь глаз. Мазалин, до этого изображавший, бесстрашие, и даже вызов в адрес ведущего их директора, изменился до неузнаваемости. Шедший в начале пути гордо подняв голову, державший грудь колесом и хвост пистолетом, сейчас он сгорбился, прижал уши, и поджал хвост, так сильно, что он касался живота. И только Рыжик не проявлял ярких признаков страха и напряжения. Хотя по мрачному выражению мордахи чётко просматривалось, что это место и у него вызывает не самые приятные эмоции.
Подопечные уже утвердились во мнении, что им таки сейчас придётся снова, по крайней мере, увидеть это крайне неприятное место. Так что когда, по пути к двери, им повстречался проход с ведущей вниз лестницей, они ожидали, что директор пройдёт мимо. Но он, неожиданно, свернул именно туда. Когда он это сделал у всех, кроме Рыжика, вырвался вздох облегчения.
Спуск окончился площадкой с другой дверью. Железной, бронированной. К тому же, охранявшейся двумя вооруженными охранниками. Директор поприветствовал их кивком головы, и один из охранников, отперев замок ключом, открыл дверь. За дверью поворачивал налево ещё один коридор. Обрушившаяся на вошедших пушистиков атмосфера, показала, что зря они расслабились. В нос ударил сильный запах антисептиков, сквозь который отчётливо прослушивался запах мочи. Из глубины коридора доносились крики. Не совсем такие, какие изображают в фильмах про инквизицию, когда подвергаемые пыткам кричат в полный голос. Голоса доносились слабые, с крика тут же переходящие в стон, несшие в себе крайнюю степень измученности и истощённости.
Повернувшись к сжавшимся в тупике подопечным, директор сказал:
- Ну, вот экскурсия и началась. Смотрите, запоминайте!
Чинк почувствовал как Арай крепко-крепко ухватил его за руку. От этого сразу стало как-то легче. Взглянув на котёнка, он тоже крепко сжал его лапку. Так, держась друг за друга, они последовали за идущими впереди лисами.
Помимо жуткой, подавляющей атмосферы, отделение для непрошедших тест на агрессивность имело и другие заметные отличия. Во-первых, коридор, по бокам которого располагались камеры, был заметно шире того, где содержались когда-то Чинк и его друзья. Во-вторых, вместо решеток, камеры были закрыты то ли стеклом, то ли пластиком, с отверстиями для вентиляции. Дверей в этих прозрачных стенках не наблюдалось. Так что оставалось непонятным как заключённых туда помещают. От этого у Чинка возникло впечатление, будто из этих камер вообще не существует выхода. В третьих, там, где содержался Чинк с друзьями, большинство камер пустовало. Здесь же, наоборот. Пустыми оказались только несколько ближайших к выходу. Остальные оказались заняты.
Из глубины первой обитаемой камеры к проходящим, с рычанием, метнулся тощий, антропоморфный кот кремового окраса. Пушистики испуганно отскачили от перегородки( все, включая Мазалина, который снова начал изображать из себя бесстрашного героя). Но как заключённый не бил её когтями, как не пытался грызть её зубами, на преграде не осталось ни царапины. Только потёки слюны, судя по засохшим остаткам которых, вот так кидается он не в первый раз.
Сопровождавший же их директор, во время этого инцидента, даже не напрягся. Он вообще не уделил внимание заключённому, вместо этого следя за их реакцией экскурсантов со своим неизменным: «Мне жаль вас, но так надо»
- «Ничего себе!» - подумал Чинк, - «Может тут, и правда, держат агрессивных изменённых, которые утратили разум?»
Но заключённый, находившийся в камере напротив, такого предположения не поддерживал. По видовой принадлежности он был скунсом. Агрессии он не проявлял. Сидел в углу камеры на матрасе, обхватив передними лапами колени. Всем своим видом он излучал безграничную усталость. Не столько физическую, сколько эмоциональную. Судя по всему, он только что сидел, уткнувшись мордочкой в колени. И только в ответ на шум из соседней камеры поднял голову посмотреть, что там происходит. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы понять, кого он видит. Видно было, что этот процесс стоил ему немалых усилий. Тогда, сквозь усталость, в его взгляде мелькнуло сочувствие, смешанное с печалью. Мелькнуло, и погасло. Взгляд скунса снова заволокло усталостью, и он опять уронил голову, уткнув мордочку в колени.
За это время у кота в противоположной камере уже прошла вспышка агрессии. Он отошел вглубь камеры, но, как только увидел, что на него снова смотрят, оскалил зубы, и зашипел. Тогда пушистики поспешили переключить всё внимание на его соседа. Ему было уже совершенно всё равно, смотрят на него, или нет. Теперь невольным экскурсантам бросилась в глаза его худоба. Скунс был не настолько худ, как его безумный сосед, но, всё равно, по проглядывающим сквозь шкуру костям можно было изучать строение скелета. Его неухоженная шерсть торчала во все стороны. Особенно удручающе выглядел когда-то роскошный пышный хвост, - гордость всех скунсов и белок. Сейчас он представлял собой жалкое зрелище. Свалявшийся, весь в колтунах, он походил на большой воротник от шубы, которым зачем-то мыли пол.
Увиденное производило удручающе-пугающее впечатление. Пушистика было очень жалко, и было страшно даже предположить, что же привело его в такое состояние. А, судя по крикам и стонам, доносившимся из дальних четырёх, ярко освещённых и каких-то особо крупных камер, им таки предстояло это узнать. Но торопится увидеть это, экскурсантам точно не хотелось. И они медленно двинулись дальше по коридору, с осторожностью заглядывая во встречающиеся камеры. Обитатели следующей пары спали, отвернувшись к стене. В одной, - енот, свернувшийся клубком, в другой, - бурундучок с коротким хвостиком. Оба спали крепко и расслаблено, так что в отношении их состояния можно было отметить лишь то, что они тоже были очень худыми, и с почти такой же неухоженной шерстью, как и обитатели предыдущих камер. Ещё пушистики заметили, что правый бок у бурундучка заклеен прямоугольным пластырем. Если при осмотре бодрствующих заключённых пушистики испытывали определённую неловкость, то спящего рассматривали более спокойно (как в смысле отсутствия неловкости, так и в том плане, что на, спящего глубоким сном, смотреть было просто морально легче, чем на бодрствующего страдальца). И смогли обратить внимание, что шерсть заключённого, помимо общей неухоженности, была особенно растрёпанной, свалявшейся, и даже поредевшей в определённых местах. На запястьях, лодыжках, чуть выше локтя, а также такие потёртости шли широкой полосой над грудью, чуть ниже плечей, и на поясе. После осмотра вспомнилось, что у скунса тоже наблюдалось подобное, только всё внимание на себя перетянул его хвост.
- «Как можно спать под эти крики?» - подумал Чинк, - «Наверное, уже привыкли, бедные».
В следующих камерах, в левой, на спине, лежал полосатый рыжий кот, и смотрел в потолок. Смотрел с точно таким же выражением на мордахе, как у скунса из второй камеры, и таким же состоянием шерсти. А в правой, обхватив себя руками, сидел ёжик. Иголки у него располагались вроде длинной причёски, достающей до половины спины. Остальное тело, кроме черного носа, было покрыто короткой шерсткой цвета кофе с молоком. В отличие от остальных, его шерстка находилась в заметно лучшем состоянии. Он сидел вполоборота к проходящим, так, что был заметен его короткий, остренький хвостик, похожий на хвост несколькомесячного щенка. Ежик подавленно смотрел куда-то прямо перед собой, и не сразу заметил подошедших к нему зрителей. Первой его реакцией был испуг. Второй, когда он разобрался кто перед ним, был взгляд его желто-чёрных глаз, наполненный такой болью, что находиться рядом стало очень тяжело. Хотелось сказать ему хоть что-то ободряющее. Но слов не находилось. Увидев их сочувствие, еж словно что-то вспомнил. Тогда, за короткое время его мордочку сменил ряд эмоций: сначала облегчение, потом чувство вины, почему-то по отношению к пушистикам, которое быстро сменилось жалостью, опять в их адрес. Почему-то от этой жалости экскурсантам стало не по себе. И Мазалин решился на вопрос:
- Что тут с вами происходит?
- Скоро узнаете, - хриплым тонким голоском ответил ежик.
В тоне голоса читалась такая же жалость, как и во взгляде. Мазалин хотел продолжить расспрашивать. Но сопровождавший их директор резко прервал его:
- Разговаривать нельзя!
Мазалин хотел было возразить, но, по выражению лица Нэйриса, увидел, что это абсолютно бесполезно. Пушистики двинулись дальше. В следующей правой камере находилась исхудавшая панда. Тоже с пластырем на боку, и с такими же потёртостями, как и у некоторых предыдущих заключённых. А ещё к её руке была присоединена капельница, вводившая ей какое-то лекарство. Несчастной было так плохо, что на подошедших она не обратила никакого внимания. Камера напротив была пуста. Антропоморфы не стали задерживаться здесь. Обитательница следующей камеры, испуганно вскрикнув, шарахнулась в противоположный угол, едва заметила, что к её камере кто-то подходит.
- «Эх, вот если бы она так же среагировала и в «вопящей комнате», она бы сюда не попала!» - с сожалением подумал Чинк».
По видовой принадлежности она являлась лисой экзотического окраса. Синяя, с белыми подбородком и брюшком. Ярко синяя, весёлого праздничного оттенка, шерстка, в свалявшемся виде выглядела особо удручающе. Лиса производила впечатление красивой игрушки, с которой играли небрежные дети . Но у потрёпанных игрушек мордашки всё равно оставались весёлыми, а её мордочка выражала страх и отчаяние.
Чинку вспомнилась его собственная реакция на появление Нэйриса, когда, на следующий день после прохождения «вопящей комнаты», он подумал, что директор сейчас поведёт его туда снова. Зелёному белку и до этого было жалко всех здесь находящихся, но, после такой ассоциации, сострадание его просто переполнило. Он уже собирался, несмотря на чёткий запрет Нэйриса, как-то успокоить лисичку. Но, к тому моменту, она уже разобралась, кто перед ней, и она ощутила ряд эмоций очень похожий на то, что ощутил еж. Сначала облегчение, смешанное с радостью, потом сильное чувство вины, смешанное с жалостью в их адрес. Потом эти два сочетания стали в ней бороться друг с другом. В конце концов, победило чувство вины. И лисичка заплакала. Арай с Чинком одновременно дёрнулись её утешать , но директор снова встрял со своим «Разговаривать нельзя!», опять сопроводив это высказывание стальной непреклонностью. И они пошли дальше. Даже не посмотрев, кто находится напротив.
В следующей камере находился лемур. Ещё только заслышав приближающиеся шаги он закричал:
- Бекеле ещё не отдохнул! Бекеле ещё не отдохнул!
В поле зрения экскурсантов он попал тоже зажавшимся в противоположный угол, и закрывавшимся руками и полосатым хвостом. Экскурсанты уже хотели быстренько пройти мимо, чтоб не беспокоить его своим присутствием. Но, как только он расслышал, что они собираются пройти мимо, то посмотрел на них, сначала робко, одним глазом, потом удивлённо вытаращивши оба. Затем последовала очень резкая смена настроения. Он убрал лапы и хвост, и на его мордахе возникла улыбка до ушей. Затем лемур, одним прыжком, подскочил к перегородке с блеющим криком:
- Свееежие! Свежие пришли!
Пушистики аж отшатнулись от неожиданности. Затем он вслух их сосчитал, тыкая в каждого пальцем:
- Раз, два, три… Четыре! Четыре свежих! – будучи в полном восторге, лемур несколько раз подпрыгнул, хлопая в ладоши, после чего радостно прокричал в адрес экскурсантов: - Всё будет занято! Свежие будут давать «шустрик»! Дооолго будут давать. Долго не будут отдыхать.
Потом прыгая по камере, продолжил восклицать. Уже ни к кому не обращаясь:
- Отдыхать будет Бекеле! Бекеле ещё не отдохнул!
Арай с Чинком растерялись, не зная что думать, и как на это реагировать. Рыжик смотрел на лемура, как и на остальных заключённых, - со смесью жалости и любопытства. А Мазалин, тоже с жалостью, но с каким-то оттенком превосходства, собирался опять задать вопрос. Видя такое дело, Нэйрис бросил коротко в адрес лемура:
- Тихо.
Хоть сказано это было без угрозы, даже скорее с оттенком жалости, отреагировал заключённый так, будто директор на него яростно рявкнул. Мигом очутился на матрасе, свернувшись клубком, и плотно закрывши мордочку лапами и хвостом. И уже оттуда громко прошептал, высунув только нос:
- Бекеле тихо. Бекеле отдыхает. Бекеле не может давать «шустрик». Устааал.
- «Ничего себе «бешеный»!» - подумал Чинк, - «Что свихнулся то да. С этим не поспоришь. Но в такой обстановке попробуй, останься нормальным! Я бы на его месте… О таком даже подумать страшно… И та лисичка тоже. Да и все тут, ну, разве что кроме самого первого, на агрессоров ну никак не тянут. Обычные пушистики, а их сюда… Как же тут страшно! Скорей бы уйти отсюда!»
Тем временем, остальные пушистики таки решили не мучать больше заключённого, и двинулись дальше. Экскурсанты и раньше не особо долго у камер задерживались. За исключением камеры скунса, когда они задержались, будучи шокированы его внешним видом. И камер со спящими, которых присутствие зрителей не беспокоило. Но находясь под впечатлением от лемура, особо сильно прочувствовали, что своим разглядыванием могут доставить беспокойство пушистикам, которым и так не сладко. Так что, теперь, ускорив шаг, просто проходили мимо, лишь вскользь глядя на обитателей камер. Кроме того, им неосознанно хотелось увидеть, поскорей, самое страшное, и покончить с этой кошмарной экскурсией.
Остальные заключённые вели себя подобно предыдущим. Либо не обращали внимания на проходящих. Либо смотрели на, как они, очевидно, считали, новичков с жалостью. По внешнему виду их объединяла разной степени худоба, и растрёпанность шерсти. У многих из них, как правило, особей самого болезненного вида, имелся на левом боку пластырь.
Когда экскурсия уже находилась недалеко от зловещих четырёх окон, один из заключённых неприятно выделился из основной массы. Вероятно, услышав крики лемура, антпропоморфный барсук уже ожидал подходящих. Увидев их, он удовлетворённо кивнул и злорадно кинул вслед:
- Ооо, и правда, свежатина привалила!
От этого злорадного комментария до Арая и Чинка дошло, что их сейчас ожидает что-то ужасное. И, несмотря на то, что директор чётко и ясно сказал, что ведёт их лишь на экскурсию, уверенность, которую ощущал барсук, на их восприятие повлияла сильней. Обоим стало ещё страшней, что сразу отразилось в их осанке, и в том, как они поподжимали хвосты, и ещё сильнее прижали уши. За спиной раздался смешок, довольного произведённым впечатлением, барсука.
Наконец, они подошли к ярко освещённым камерам, находившимся в самом конце коридора. Эти помещения оказались не камерами, а скорее чем-то вроде операционных залов. Внутри всё так и светилось стерильностью, и именно в этом конце коридора запах медикаментов ощущался особенно сильно. Но всё это экскурсанты отметили лишь краешком сознания. Как незначительный фон. Всё внимание сразу приковали, испускавшие стоны на весь коридор, жертвы сего заведения.
В каждом зале, посередине, находилась, вертикально стоящая, кушетка, к которой ремнями, именно в тех местах, где у заключённых наблюдались потёртости, был привязан антропоморф. Голова каждого из них была скрыта странным шлемом, соединявшимся с потолком проводами. К руке была подведена капельница. И у всех несчастных в левом боку торчала здоровенная игла, отведенная в, находящуюся рядом, баночку.
Мазалин с Рыжиком остановились у первого зала. А Арай с Чинком прошли чуть дальше, и остановились посередине, на перекрёстке всех четырёх. И, держась за руки, вертели головами, пытаясь рассмотреть, что происходит сразу во всех залах. Большую часть времени подопытные обессиленно висели на ремнях, опустив головы. Но, внезапно, то один, то другой, то третий, начинал вырываться, с криком, более похожим на стон. После чего опять затихал. Вероятно, дело было в шлемах, но оставалось непонятным как именно они действовали. То ли каким-то образом причиняли боль, то ли пугали бедолаг. Эта неизвестность ещё больше нагоняла жути. Арай с Чинком со страхом ожидали, что их вот-вот так же закрепят в этом пыточном устройстве, вместо местных антропоморфов. И наденут на голову шлемы, которые сотворят с ними нечто ужасное, что заставит их страдать так же, как эти несчастные. А Чинк заметил ещё одну страшную деталь: как только заключённый начинал кричать и дёргаться, из иглы в боку, в баночку, начинала медленно капать какая-то прозрачная жидкость. Его, и так немалый, ужас был, ещё сильнее, подстёгнут фобией сродни боязни крови. Арай детали, испугавшей Чинка, не заметил, но усилившийся страх друга от его внимания не ускользнул. И котёнок тоже запаниковал ещё сильней.
В этот момент из прохода, которым заканчивался коридор, донёсся скрип и звуки шагов. Пушистики обернулись на звук. Из коридора, идущего перпендикулярно этому, появилась кушетка со скрипящими колёсами, на которой лежало что-то, накрытое белой простынёй. За кушеткой появилась толстая санитарка её катившая. Она повернула кушетку в этот коридор. Арай с Чинком поспешили освободить дорогу. Когда кушетка проезжала мимо них, из-под простыни вывалилась, и безжизненно повисла когтистая лапка, покрытая рыжей шерстью. Арай и Чинк вжались спинами в стену, вытаращив глаза. Санитарка же, совершенно невозмутимо, засунула лапу обратно под простыню.
- Нэйрис Хайлевич, - обратилась она к директору, при этом как-то странно косясь на Чинка с Араем, - ещё один сдох. Вот, везу в анатомическую.
Директор лишь коротко кивнул. Санитарка покатила кушетку дальше. А, проходя мимо Арая с Чинком, пробурчала:
- Вот, хвостатые, будете себя плохо вести, и с вами то же будет.
Те обхватили друг-дружку лапами, и провожали взглядом кушетку. Не успела она отъехать далеко, как из другого коридора показалась ещё одна санитарка, быстро поздоровалась с директором и крикнула вдогонку первой:
- Ветта, там колготки принесли! Импортные! Будешь брать?!
- Буду-буду! Подожди, сейчас дохлого доставлю куда следует, и сразу назад!
Арая с Чинком поразило то, как буднично звучал этот разговор. Будто на кушетке не мёртвый находился, а груда грязного белья. Такое полное безразличие персонала к творившимся здесь ужасам окончательно добил их. Экскурсанты смотрели на удаляющуюся кушетку, аж пока санитарка не зашла вместе с нею в грузовой лифт, находившийся в коридоре среди камер с заключёнными. После этого Рыжик и Мазалин, обернувшись, увидели, что творится с Чинком и Араем. Дрожа от ужаса, вцепившись друг в друга, те совсем не замечали, что выпустили когти, и успели поранить себя. Едва увидев это, Мазалин, резко сбросил с себя страх и подавленность, вызванную этим местом, и выдал директору возмущённую тираду:
- Да вы совсем озверели! Ну, мы, ладно, переживём как-нибудь, но эти… - Мазалин указал лапой на сжавшихся Арая с Чинком, - Это же няшки! Вы посмотрите на них. Они же, с перепугу, говорить разучатся!
- Ничего. Пусть лучше испугаются, увидев, чем попадут сюда, - уверенно ответил ему Нэйрис.
Затем приобняв за плечи перепуганных пушистиков, потащил их в соседний коридор. Лисы последовали за ним. В этом коридоре камер не виднелось, но здесь было гораздо более людно. Нэйрис завёл подопечных в подсобное помещение, закрыл дверь, и, со словами: «А теперь самое важное», взял котёнка и белка за шкирку, чуть ниже ошейника, и поднял над полом. Как ни странно, вместо того, чтобы испугать ещё сильнее, это действие резко успокоило пушистиков. Так что, ринувшийся было на защиту, Мазалин удивлённо остановился, и стал смотреть, что будет дальше.
- Слушайте меня внимательно! – сказал директор подопечным, держа их прямо у своего лица.
Боли пушистикам это действие совершенно не причиняло. Не ощущалось и неловкости от такого необычного положения. Наоборот, как только директор ухватил их, им сразу полегчало, наступил покой, которому Арай и Чинк поддались целиком и полностью. Полностью подчинились они и призыву внимательно слушать. Всё вокруг как бы перестало существовать, остались только глаза директора, и его чёткий, уверенный голос:
- Слушайте, и запоминайте. Участие в мероприятиях «Общества защиты животных», и попадание сюда, для вас, - одно и то же. Будете избегать этого участия, и всё, что вы здесь видели и увидите, останется страшным сном, который забудется. Будете участвовать, и всё это станет для вас РЕАЛЬНОСТЬЮ! Вы не только смотреть на это будете, все эти кошмары будут происходить С ВАМИ! И я уже ничем не смогу вам помочь. А сейчас вам боятся нечего. Сейчас вы здесь лишь зрители. Не попадайте же сюда никогда!
Окончив свой монолог, директор, наконец, поставил пушистиков на пол. Постепенно окружающее снова стало для них реальностью. Чинк, полностью придя в себя, ощутил, что всё услышанное им в подвешенном виде намертво отпечаталось в голове. Причём истинктивно воспринималось как доказанная ИСТИНА. Разум говорил на счёт услышанного, что и Чинк, и все его друзья успешно прошли тест на агрессивность, а, значит, попадание сюда в качестве заключённых им не грозило. Но все чувства просто вопили о том, что сказанное директором, - ПРАВДА. Чинк ощутил, что даже воспоминания о «Обществе», попытка представить себе как выглядит здание, где проходили собрания «Общества», вспомнить, как он выступал со сцены, как общался там с людьми, сразу же вызывает в памяти страшные картины. Привязанных пушистиков, со шлемом, причиняющем страдания. Большущую иголку в живом боку, из которой медленно капает в баночку прозрачная жидкость. Обслуживающий персонал, который с безразличием бесчувственной машины будет следить за твоими страданиями, и за тем, чтобы они приносили нужный Институту результат. Замученных пушистиков, готовых радоваться, что сегодня на мучения заберут не их, а кого-то другого. И, в довершение этого калейдоскопа кошмаров, - уверенность, что всё это будет чувствовать он сам. Чинка аж передёрнуло от таких воспоминаний.
Пока Чинк с Араем пытались разобраться с новыми ощущениями, двое лисов преступили к расспросам.
- А с каких это пор участие в благотворительном обществе стало преступлением, за которое карают путёвкой в эту вашу пыточную? Да ещё и тех, кто прошел этот ваш тест, и вообще находится под опекой, - возмутился Мазалин.
- Да, Нэйрис Хайлевич, нас на встречи общества сопровождают опекуны. Да и не занимаемся мы на этих встречах ничем противозаконным, - в более вежливом тоне поддержал вопрос Рыжик.
- Всё это не имеет значения… - ответил директор, и собирался продолжить, но Мазалин его перебил:
- Как не имеет?! А что же тогда имеет значение? Ваши пожелания?
- Имеет значение то, что очень влиятельным людям эта ваша деятельность не нравится.
- И что, эти ваши люди, в обход всех законов, сделают с нами всё, что захотят?
- По закону Институт имеет право лишить опекунства. Повод найдётся. Была бы причина.
- И попытка обжаловать это решение в суде ни к чему не приведёт, - мрачно резюмировал Мазалин.
- Именно так, - подтвердил Нэйрис, - А здесь с вами могут сделать всё, что угодно. Успешно пройденный тест вам не поможет. Тот факт, что с несклонных к агрессии сбор очень низкий, тоже для них значения не имеет.
- Какой-такой сбор? – поспешил спросить Мазалин.
Нэйрис спохватился, что сказал лишнее. Но моментально взял себя в руки, и отмёл неудобный вопрос:
- Неважно! Важно то, что я распоряжениям такого уровня ничего противопоставить не могу. И единственная возможность вам, глупышам, избежать этой участи, - оставить это занятие. За них, - директор взглянул на Чинка и Арая, - я спокоен. А вы подумайте над этим. Хорошо подумайте. Вечный ребёнок, истероидный инфантил, трудный подросток, и чудаковатый интеллигент пытаются доказать миру, что могут стать полноценными членами общества, - стоит ли, ради такой глупости, свою жизнь перечеркивать?
Чинк, слушая весь этот разговор, примерил перечисленные эпитеты к себе, и своим друзьям. И отметил, что самый нелестный из них адресован ему. В других обстоятельствах этот факт немало бы его смутил, но, после всего пережитого сегодня, он показался белку просто неприятной мелочью. Так что он лишь мысленно прокомментировал:
- «Ну, остальные да, звучат. А интеллигент-то ему, чем не понравился?»
Тем временем Мазалин вспыхнул, и хотел было резко возразить, но Рыжик его остановил, коснувшись локтя, и ответил сам. Куда более мирным тоном:
- Ну, если глупость, то тем более. Зачем кому-то, да ещё и на высоком уровне, из-за неё переживать?
- Этого я не знаю. Главное, что кое-кому там, наверху, стукнуло в голову, что ваша деятельность может представлять опасность для общества. Что вы там какой-то заговор планируете, и чуть ли не террористическую организацию создать пытаетесь.
Рыжик хотел было возразить, но директор остановил его, выставив ладонь вперёд,и всем своим видом заранее отвергая его возражения.
- Пытаться как-то их переубедить, - бесполезно. При наличии малейших опасений вас предпочтут устранить. Просто для перестраховки. Это не шутки. Над вами нависла реальная угроза.
Сделав небольшую паузу, директор продолжил уже другим тоном. Не давяще-запугивающим, а более мягким, уговаривающим:
- Произошедшая с вами трагедия изменила вас. Вырвала вас из общества, исковеркала ваш разум, - здесь директор опять сделал останавливающий жест, предваряя намерение всех, кроме Чинка, пушистиков хором возразить насчёт исковерканного разума, весь его вид говорил: «Не надо я лучше вас в этом разбираюсь. И очень вас жалею». Уверенность эта выглядела непрошибаемой, так что пушистики сдались, и продолжили слушать.
- … но она же, в качестве небольшой компенсации, наделила вас даром. Вы способны отличить ложь от правды. Вы видите, что я вас не обманываю. Не выдумываю несуществующей опасности. Не пытаюсь вам помешать доказать что-то людям. Я хочу лишь вас защитить. Именно ради этого я подверг вашу чувствительную нервную систему такой нагрузке. Чтобы вы почувствовали, ощутили, что вам угрожает. И этот страх удержал вас от глупого упорства, которое может вас погубить.
Директор, и правда, так и светился искренностью. И заботой, правда, забота эта выглядела из разряда: «Я изобью вас до полусмерти, если понадобиться, но позабочусь». Такая забота делала директора жутким в глазах Арая с Чинком, раздражала и возмущала Мазалина, и убеждала Рыжика в бесполезности попыток как-то переубедить начальника. Всё это имело место. Но упрекнуть Нэйриса в фальши было невозможно.
Тогда Мазалин решил зайти с другой стороны:
- Ладно, я уже понял, что вы нас тут удушить готовы, и всё ради нашего блага. Эти отморозки хотят, чтобы мы не смогли показать людям, какие мы есть на самом деле. Хотят, чтобы все видели нас такими, какими они нас рисуют. А вы сейчас как гангстер себя ведёте: «А ну выполняйте наши требования! А нетооооо!» И очень постарались показать нам, что же с нами будет… Да что мы. Мы, - это капля в море. Но вы же знаете всю поднаготную этой «адской кухни». Знаете все их преступления. Мы лишь краем глаза на это взглянули, и шерсть дыбом стоит. А вы знаете тут всё. И работаете на них, помогаете им. И при этом думаете, что помогаете нам. Это ж какой вывих мозга надо иметь, чтобы так мыслить?!! Извините, но никаких других мыслей такая ваша забота у меня не вызывает. Почему не соберёте компромат на этих подонков, почему не выложите в сеть?
- Именно потому, что я ЗНАЮ всю поднаготную этой «кухни». Всё не так просто. Для любой утечки информации предусмотрены контраргументы, разработана легенда…
- Но тогда почему просто не уволитесь? Почему помогаете им? – перебил Мазалин.
- Чтобы бессильно вздыхать, смотря со стороны на то, что с вами происходит? Или того хуже, - втягивать вас в опасные делишки, как это делают безмозглые идеалисты?
- Ну да, помогать мозговитым прагматикам, которые устроили для нас всю эту фабрику смерти намного лучше, - прокомментировал черно-бурый лис.
- Находясь на этом посту, я могу помочь изменённым намного больше и лучше, чем все ваши бунтари вместе взятые. Тем, кому ещё можно помочь… - снова отметая взглядом назревшее возражение собеседника, директор продолжил: - Любая борьба в данной ситуации ведёт лишь к уничтожению. Гарантированному уничтожению. А вот лавирование по течению приносит пользу. Реальную пользу.
И снова железная убеждённость в своей правоте подавила всякое желание возражать. Даже у Мазалина. Выразив свою мысль, директор, похоже, хотел сказать что-то ещё, но раздумывал стоит ли. Однако желание выговориться победило.
- Да и с самим заведением тоже всё не так просто, как кажется. Продукт, сырьё для которого вырабатывается здесь, нужен стране. Так что изменённые страдают здесь не напрасно.
- Что?!! Я уже почти поверил, что вы, хоть и по свихнутому, но заботитесь о нас. А вы прррродукт вырррррабатываете?!! Ррррррр! Тогда нам с вами не о чём говорить.
Высказав это, Мазалин демонстративно повернулся к директору спиной, махнув на него хвостом. Судя по реакции лиса, он ожидал, чтобы и остальные пушистики отреагировали так же. Но Рыжик продолжил разговор:
- Одно дело, когда на такие жертвы идут добровольно, и совсем другое, когда жертвовать заставляют силой.
- Когда начинается война, далеко не все с готовностью готовы предоставить себя на защиту Родины. Но есть такое слово «надо». Не мы это начали, но мы не можем позволить себе оказаться слабее противника. И, хотя война сейчас только холодная, если враг почувствует слабину, - он перейдёт к активным действиям. На воле склонные к агрессии изменённые представляли бы опасность, а здесь они, наоборот, делают свой вклад в безопасность нашего общества.
- Не похожи они на агрессоров. Большинццтво точно не похоже. Неужели вы этого не видите? – подал голос Чинк.
- По виду этого не определишь, - со вздохом сказал директор, глядя на Чинка с болью в глазах, - И я жестоко в этом убедился.
Все пушистики сразу поняли, что он имеет в виду своего сына. А вот тот факт, что этот случай стопроцентно убедил директора в достоверности теста на агрессивность поняли не все. Мазалин, развернувшись, явно вознамерился высказать директору всё, что думает о Танисе. Арай и Чинк, кинулись к нему, и взглядами попросили остановиться, так как чётко осознавали, что слова Мазалина директора не переубедят, зато причинят ему немалую боль. А пушистикам, несмотря на всё пережитое, стало жаль этого человека. Мазалин посыл понял, и немного поколебавшись, махнул лапой. А Рыжик поспешил перевести разговор в другое русло:
- А что это за продукт, о котором вы говорите? И чем он так важен, что, прям, чуть ли не ядерное оружие без него не способно справиться с функцией сдерживания? И что мы только что видели? Что вы тут делаете с заключёнными?
- Детали, - секретная информация.
- Да бросьте, - продолжил попытку выспросить Рыжик, - Вы и так нам уже много рассказали. К тому же, уверен, что экскурсия, которую вы нам устроили, тоже не особо разрешена. Так что, готов поспорить, что всё, что с нами здесь происходило, и происходит, не записывается.
Но директор не поддался на уговоры.
- Да, вы здесь увидели и услышали немало. Но одно дело общие слухи. Таких утечек и без вас немало произошло. И совсем другое дело, если вы будете источником утечки с техническими деталями. Это оказалось бы для вас приговором. Да и я бы тогда уже никому не смог бы помочь.
Сделав паузу с выражением, что это решение окончательное, директор сказал:
- Экскурсию пора заканчивать. Идёмте.
И пушистики отправились за директором в обратный путь. Очень быстро, почти бегом, миновали освещённые залы. Чуть меделеннее, но, всё равно, торопясь прошли почти весь коридор с камерами, почти в них не заглядывая. Но, на камеру с последним заключённым, не обратить внимания оказалось невозможно. На этот раз, кот, который кидался на проходящих, находился в ней не один. Кроме него там находились два охранника и санитар. Сам кот оказался привязанным к, появившемуся в камере, креслу, так, что не мог пошевелиться. Голова его была туго зафиксированна задранной вверх , и нижняя челюсть оказалась оттянутой железной скобой, так что он не мог закрыть рот. В раскрытый рот, была глубоко засунута трубка, по которой санитар заливал из чайникоподобного приспособления какую-то жидкость. Антропоморф то и дело пытался зарычать, но сразу начинал захлёбываться, и был вынужден глотать. Заметив подошедших пушистиков, санитар, бросив взгляд на директора, наклонил сосуд сильнее обычного. И подопечный, испуганно вытаращив глаза, стал глотать с удвоенной силой, но не смог проглотить такую большую порцию, и закашлялся. Чинка от этого зрелища чуть не вырвало. Араю тоже стало нехорошо. Тогда директор решительно вытолкал их к находившемуся рядом выходу.
Наконец захлёбывающийся кашель, и стоны остались за дверью. Стало немного легче. Но осадок на душе был просто чудовищный. Казалось, ничто на свете не сможет его рассеять.
Пушистики, всё так же в сопровождении директора, в мрачном молчании шли обратным путём. Вот показался коридор с обычными камерами. По сравнению с отделением для «бешеных» он казался мирным и спокойным. Вот показалась камера, где обитали мать с ребёнком. Они оба ожидали появления пушистиков, очевидно, подскочив, едва услышав их шаги. Олениха моментально оценила состояние экскурсатов, и с сочувствием спросила, обращаясь в основном к Чинку и Араю:
- Сильно напугались?
- Ооочень! – сразу отозвался Арай, - Там такое делается! Такое и… им… Мииииии! – не выдержал он, и расплакался во весь голос.
- Иди сюда, мой хороший, - сказала олениха протянув к нему руки.
Котёнок подбежал к ней, и та обняла его сквозь решетку, поцеловала в лоб, и стала гладить по голове.
- А вы… вы просто