Хоть и спустя ооочень много времени, но очередное продолжение написал.

Подопечный. Окончание
Остаток дня пушистики провели в молчаливом ожидании. Происшедшее морально вывело их из строя. Настроение у всех, даже у, старавшегося держаться бодрячком, Мазалина было подавленное, как от шокирующего знакомства, так и от осознания того что, после происшедшего, будут думать о антропоморфах люди. Мазалин, несколько раз, порывался завести разговор, но, видя состояние своих друзей, оставил как эти попытки, так и изображать, будто его происшедшее не очень-то и затронуло. Уже начало темнеть, но никто так и не встал включить свет, все сидели, повесив уши, и глядя перед собой. Только Арай, несколько раз, выходил посмотреть как там мама, после чего, возвращался, садился на своё место, в той же самой позе, в какой сидел несколько минут назад.
Приехал Акрэл. Поставив машину в гараж, он, первым делом, зашел к жене, после чего сначала направился в спальню, где обычно отдыхали пушистики, когда были у Арая в гостях. Не найдя их там, он, наконец, зашел в гостиную. К открывшейся двери повернул голову лишь Мазалин, и только включенный свет, от которого, настроенные на темноту, пушистики зажмурили глаза, заставил их прийти в себя и обратить внимание на вошедшего. Окинув их взглядом, и тяжело вздохнув, хозяин дома сел в кресло и сказал:
- Положение создалось серьёзное. Это происшествие может, очень негативно, отразится на общественном мнении. В Убежище мы обсудили, чем можно этому воспрепятствовать, и вот что решили. Нам необходимо, завтра же, обратится к прессе, и высказать своё мнение в отношении этого теракта. Поскольку Рыжик участвовал в переговорах, пытаясь помочь, озвучить ваше мнение стоит ему.
- Я тоже об этом думал, - хриплым голосом ответил Рыжик, - завтра сформулирую текст. А ещё, будет хорошо организовать ряд благотворительных вечеров, для сбора средств на лечение пострадавшим.
- Это хорошая идея! – похвалил Акрэл, - Я созвонюсь с телевиденьем, насчёт завтрашнего обращения, и с «Обществом защиты животных» постараюсь постараюсь договориться о благотворительных мероприятиях. Арай, а ты, завтра, обзвонишь всех своих знакомых, и расскажешь им, какое впечатление на тебя произвело увиденное.
- Да, я расскажу! Я очень расскажу! - ответил тот. Идея, явно, пришлась ему по душе, - Может я, прямо сейчас, им позвоню?!
- Сейчас не стоит. Вам, ребятки, сейчас надо хорошенько отдохнуть. Завтра предстоит много дел.
Антропоморфы, и правда чувствовали себя совершенно разбитыми, поэтому, без возражений, отправились в спальню, где, едва свернувшись на своих лежанках, провалились в глубокий сон.
Когда Акрэл разбудил их, на часах был почти полдень. Отдохнув, пушистики чувствовали себя намного лучше, и горели желанием рассказать людям, что они не такие как этот Соер. Поглядев на часы, Рыжик спросил:
- Интервью назначили на вечер?
- Интервью не будет, - ответил Акрэл, - власти работают быстрее нас. Отказали на всех каналах, а на одном прямо сообщили, что им запретили. Запретили и «Обществу защиты животных» с вами работать.
- Почему запретили? – спросил Арай.
- Идите в гостиную. Там позавтракаете, и посмотрим новости. Сами увидите, - сказал на это Акрэл.
Пушистики направились в гостиную. На этот раз, завтрак был простеньким, - бутерброды с маслом и сыром. Сразу стало заметно, что Акрэл подменял на кухне больную жену. Завтракали молча. Как подошло время, Акрэл включил телевизор. Первый же пункт краткого содержания выпуска сразу привлек внимание:
- Новые подробности теракта в детском саду! Автомобиль, на котором приехали террористы, принадлежал одному из активистов «Общества защиты прав антропоморфов».
Как только анонс завершился, начался сюжет. Появившийся на экране диктор сообщил:
- Интригующая подробность о происшедшем вчера теракте сообщили правоохранительные органы. Антропоморфы-террористы прибыли на место преступления на автомобиле, принадлежащем члену недавно созданного «Общества защиты прав антропоморфов». Это «общество» преследует идею освободить пушистых, из под надзора «Института изменённых организмов», и, даже, из под опеки родственников. Подробнее в нашем репортаже.
На экране появился репортёр на фоне, уже знакомого детского сада. Вчера, во время оцепления захваченного террористами здания, вот здесь, на этом месте (камера показала окрестности, после чего, снова, навелась на репортёра) стоял автомобиль. Его, как и другие машины, стоявшие слишком близко, отогнали на другую улицу. Автомобиль оказался подозрительным: его не пришлось вскрывать, так как двери оказались не заперты, более того, - ключи были оставлены внутри. Может быть, хозяин оставил машину лишь на минутку, беспечно считая, что, за это время, с его имуществом ничего не произойдёт? Но и через минуту, и через час никто не стал расспрашивать о своей машине. Это насторожило полицию. По номерам выяснили, что авто принадлежит некоему Танису Зандару. На всякий случай, его проверили по полицейской базе данных. Как оказалось, не зря. Этот человек был взят на заметку как член незарегистрированного гражданского объединения под названием «Общество защиты прав антропоморфов».
Дальше стали показывать отрывки с вечеров «Общества защиты животных», но фоне которых диктор продолжал рассказ:
- Эти люди ходили на встречи с пушистиками, которые организовывало местное «Общество защиты животных» с целью помочь этим существам научится контактировать с людьми и не дать окончательно ослабеть их разуму. Как часто случается, благая идея была искажена. Этой группе молодых людей показалось, что того, что делает для пушистиков «общество», недостаточно. И они решили создать своё «общество», которое станет добиваться того, чтобы пушистиков оставили без надзора, как будто с их разумом ничего не произошло.
На этих словах, был показан отрывок, где Чинк, потеряв над собой контроль, жадно ест угощения со стола, а так же то, как он растерялся, когда его остановил Рыжик. Затем, пошел сюжет, который Чинку показывал охранник в институте, где он, заигравшись с шариком из фольги, наткнулся на решетку, только, в отличие от того раза, на этом сюжет не оборвался, и было показано как его отнесли, на носилках, в медпункт, как зашивали ему раны.
Чинк аж сжался весь, наблюдая эти кадры. Тем временем, рассказ шел дальше:
Стараясь достичь поставленной цели, «общество» неоднократно нарушало общественный порядок, проводя несанкционированные митинги, на которых призывало людей «освободить разумных существ». Таким образом, это «общество» и попало в поле зрения полиции.
На этих словах, показ сюжетов с участием Чинка завершился, и рассказчик снова появился на экране, на фоне детсада. Он продолжил:
- Само собой, полиции показалось подозрительным, что машина «защитников антропоморфов» оказалась бесхозной, в непосредственной близости от места событий, с участием, этих самых, антропоморфов. Машина, тот час, была детально осмотрена.
Кадр поменялся. Этот самый репортёр уже стоял в помещении, и держал в руках маленький целлофановый пакетик. Он продолжил:
- В результате осмотра, на сиденьях машины были обнаружены вот эти шерстинки (камера показала содержимое пакетика крупным планом). Как, впоследствии, показала экспертиза, эта шерсть принадлежит не животному, а одному из мутантов-террористов. Желая выяснить: «как же преступники оказались в его автомобиле?» полиция преступила к розыску Таниса. Увы, найти его не удалось, на телефонные звонки он не отвечает. В последний раз, соседи его видели в день теракта, сильно взволнованного, и спешащего с, туго набитым, рюкзаком за плечами. Учитывая данные обстоятельства, были допрошены все известные члены этого общества. Более того, до завершения расследования, приостановлена и работа «Общества защиты животных», которое тесно контактировало с этими людьми. Сейчас мы имеем возможность взять интервью у одного из «защитников антропоморфов».
Камера повернула обзор, и стало видно, что помещение это, - полицейский участок. Ту часть помещения, где находились репортёр с оператором, отделяла от выхода решетка с охранявшейся дверью. Одна из стен была завешана стендами с какими-то бумагами, у другой стены, рядом с дверью под номером 15 стояла очередь молодых людей. Было видно, что они пребывают в растерянности и, немного, нервничают. Пушистики, во многих из них узнали активистов-правозащитников из «общества». Камера осмотрела каждого по очереди, и остановилась на двери кабинета. Кадр дёрнулся, то есть было видно как, наведя камеру на дверь, съёмку прекратили, а, потом, возобновили в этом же ракурсе. Дверь открылась и из неё, с чувством облегчения, и какой-то маленькой бумажкой в руках, вышел молодой человек, в котором антропоморфы узнали главного из «борцов за права». Репортёр, тут же протянул ему микрофон, и сказал:
- По словам ваших товарищей, вы являетесь председателем «Общества защиты прав антропоморфов». Можно задать вам несколько вопросов?
- Да, пожалуйста, - ответил парень.
По его эмоциям, пушистикам было видно, что и камера, и вопросы не были для него неожиданностью, и что, скорее всего, сцена, с его появлением, была воспроизведена. Репортёр начал спрашивать:
- Чем занимается ваше общество?
- Ну, как следует из нашего названия, мы хотим добиться для антропоморфов, как для разумных существ, равных прав с людьми. Мы стараемся показать общественности, что причин опасаться и как-то ограничивать пушистиков, нет. Что «доказательства» их «отсталости» частично сфабрикованы, частично сильно преувеличены. Вот такой вот деятельностью и занимается наше общество.
- Понятно. А что вы можете сказать относительно того, что мутанты-террористы добрались на место преступления с помощью одного из членов вашего общества?
- На этот счёт я ничего не могу вам сказать. Наша деятельность носит исключительно мирный характер, поэтому со всякими террористами мы никаких дел не имеем. А насчёт же действий того человека мы не в курсе. Так как мы не контролируем каждый шаг тех, кто приходит в наше общество, поэтому не знаем, как они распоряжаются своим свободным временем.
На словах «насчёт же действий того человека мы не в курсе» пушистики заметили, что говорил не совсем правду. Похоже, обо всём происшедшем он знал.
- «Как хорошо, что люди не умеют читать эмоций!» - подумал Чинк.
И, судя по схожей реакции своих друзей, он отметил, что им, тоже, пришла в голову подобная мысль.
Хоть и, не обладая способностью читать чувства, репортёр не особенно поверил интервьюируемому. Сделав небольшую паузу, он задал ещё пару вопросов:
- Что вы можете сказать о Танисе Зандаре? Какой он человек?
- Ну, в адрес Таниса ничего плохого сказать не могу. Доброжелательный, общительный, добросовестно выполняет поручения. Никак не могу представить его в виде пособника террористов!
На этом интервью прекратилось. Сюжет продолжился показом двора спального района. За кадром звучал голос того самого репортёра:
- Интересно, что такие же хорошие отзывы о Танисе дали и его соседи
Кадр сменился пожилой женщиной в цветастом платке. Видимо, отвечая на вопрос, который не был озвучен, она сказала:
- Танис? Не плохой паренёк. Вежливый, здоровается каждый раз, готов сумку тяжелую помочь донести на этаж.
Затем показали молодого парня лет шестнадцати:
- Тан? Нормальный. Ни хуже, ни лучше других. Разве что на этих хвостатых помешан, наверно и себе скоро хвост отрастит. А так ничего.
Его сменил пожилой мужчина:
- Нет, спокойный парень, ни в каких компаниях, которые шумят, не сидит. И друзья у него такие же. Здороваются, ведут себя тихо, не шумят.
Снова показали репортёра, который говорил:
- И, всё же, вчера этого «хорошего парня», видели, последний раз, в весьма странных обстоятельствах.
Кадр сменился изображением мужчины лет под сорок, который, увлечённо рассказывал:
- Вынес я, значит мусор, поднимаюсь по лестнице, а он вниз спускается. Перепуганный весь какой-то, торопится, чуть не падает. И рюкзак такой, здоровенный, у него за спиной. Я его спрашиваю: «В поход опаздываешь?» А он мне: «Ну, типа того!» Говорят, к этим,… к мутантам в лес сбежал. Тоже, теперь, мохнатым станет.
Снова показался репортёр на фоне жилого дома:
- Хотя полиция ещё не сделала никаких заявлений, думаю, не нужно быть гениальным детективом, чтобы сложить 2+2. Похоже, «борцы за права» решили не ограничиваться несанкционированными митингами, и побороться за права пушистиков более радикальными методами. (Кадр с репортёром сменил кадр, в котором енот-террорист вытер лапой рот, после травмирования ребёнка, и зарычал в камеру. Затем, репортёр вернулся на экран). Что ж, остаётся надеяться, что наши защитники тоже поборются за наше право быть защищёнными от этих чудовищ.
На этом репортаж завершился.
- Теперь понятно, чего они всё запретили, сказал Арай.
- Ну, всё понятно, - сказал Мазалин, - нам здесь делать больше нечего. Все доступы к народу нам, так сказать, перекрыли. Пора организовывать побег.
- Прямо сейчас нельзя, - ответил Акрэл, - если убежите сейчас, то поставите под удар многих людей. Они, и так, под подозрением. Кстати, за ними, сейчас, вполне вероятно, ведётся слежка. Так что, надо подождать. И ещё. Сами запомните, и опекунам своим скажите, - с этого момента, по телефону ничего секретного не говорить! Только в личной беседе, и подальше от лишних ушей. Сейчас эта предосторожность будет не лишней. И про то, что Соер был у нас, опекунам лучше не рассказывать.
- Хорошо-хорошо! Не дети, понимаем, - отреагировал Мазалин, и добавил: - Эх, чует моё сердце, закрутят институтские всем подопечным гайки, в честь этого происшествия, и останемся мы в институте на веки вечные!
Никто его слова не прокомментировал. Вместо этого, Арай спросил отца:
- Папа, а тем, кого я знаю, позвонить, хоть можно?
- Не можно, а нужно! И лучше не откладывать, – ответил Акрэл.
- Только, смотри, не проболтайся, что Соер к нам заезжал! – добавил Мазалин.
Арай никак не отреагировал на его слова, просто взял телефон, и, выбирая из списка, прямо в гостиной, стал обзванивать своих знакомых. Остальные, затаив дыхание, стали слушать, как он разговаривает. Арай делал вид, что просто позвонил поговорить, и начинал рассказывать о том, что видел по ТВ. Говорил и ужасался он очень искренне и прочувствовано. Несколько раз даже заплакал, без всякой игры. Так, что, один раз, Чинк, даже, кинулся, было, его утешать. Но Мазалин быстро усадил его назад на диван и, прислонив палец к губам, прошипел:
- Сидеть! Ушастик работает.
Утешать котёнка стали на том конце телефона, - до Чинка аж донёсся сюсюкающий говор одной из богатых дам, которой нравился Арай. Похоже, Араю пришлась по душе такая возможность выговориться, - с каждым разговором, ему становилось легче, а, когда он обзвонил их всех, даже человеку было ясно видно, что настроение у него улучшилось.
- Ну вот, - сказал он всем присутствующим, - теперь они все знают, что мы очень против того, что сделал Соер. Может и другие это, как-нибудь, поймут? И тогда на нас не будут сердится.

Спустя пару дней Чинк, довольно жестко, убедился, что так просто всё не обойдётся. Он, как обычно, отправился, со своим опекуном на прогулку. И, хотя Спэм не вёл его через город, а привёз на машине к самому парку, Чинк успел заметить резкую перемену в отношении окружающих. Обычно, взгляды людей, как правило, были доброжелательными и любопытствующими. Многие специально собирались поглазеть на прогулку антропоморфа. На этот раз, во взглядах тех немногих прохожих, которые повстречались по пути в глухую часть парка, чувствовался негатив. Нельзя сказать, что прохожие испытывали к Чинку ненависть, или страх, - таких эмоций в них заметно не было. Но чётко ощущалось, что видеть Чинка явно не доставляет им удовольствие. Очевидно, антропоморф вызывал у них неприятные ассоциации с недавним терактом. Причём, подсознательно, поскольку у нескольких человек была замечена такая череда эмоций: хорошее, благодушное настроение (довольно распространённая эмоция у людей, гуляющих по парку), которое, при попадании пушистика в поле зрения, резко портилось. У большинства настроение таким и оставалось, но некоторые, вероятно поразмыслив, спохватывались (у них на лице отражалось что-то вроде «Что же это я делаю?!»), и их отношение менялось на доброжелательное. Причём менялось именно само отношение, а не изображалась гримаса доброжелательности.
- «Наверно, - это хорошие люди!», - подумал Чинк, - «Понимают, что нехорошо, из-за трёх негодяев, на всех пушистиков косо смотреть».
Обычно Чинк не имел такой моды, - рассматривать каждого встречного. Но сейчас его очень интересовало мнение людей. Поскольку его глаза были полностью чёрными, со стороны определить, по ним, куда смотрит антропоморф, было сложно. И Чинк пользовался этой возможностью: делая вид, что смотрит прямо перед собой, он, вовсю, разглядывал встречных прохожих, высматривая какие эмоции они к нему испытывают.
- «Что ж, могло быть и хуже», - подытожил он свои наблюдения, когда они, с опекуном, дошли до малолюдной части парка.
Оттуда, тотчас, поспешили удалиться немногочисленные гуляющие.
- «Всё таки, всего, три дня прошло. Впечатления у людей ещё свежие», - продолжил Чинк свои выводы, уже лазая по деревьям, - «Как немного забудется, - подобреют. А то, что никто на меня, здесь, глазеть не будет, даже удобно!»
К моменту, когда опекун позвал его собираться домой, Чинк, вдоволь размявшись, окончательно поправил своё настроение. Так что мрачнеющие, при виде его, прохожие совсем не беспокоили пушистика. Он шел, рядом со своим опекуном, всем своим видом демонстрируя доброжелательность. Некоторые встречные, наблюдая эту картину, даже, немного, оттаяли.
Сей факт положительно повлиял на Спэма. Хоть он, в отличие от своего подопечного, и не обладал повышенными эмпатическими способностями, негативную атмосферу вокруг, всё же, уловил, и это было ему неприятно. Когда же, на обратном пути, несколько прохожих улыбнулись ему с подопечным, Спэм тоже несколько воспрянул духом.
Довольные прогулкой, опекун с подопечным вышли из парка, и направились к автостоянке. Продолжая интересоваться реакцией прохожих, Чинк обратил внимание на человека, стоявшего, прислонившись, к фонарному столбу, рядом с их автомобилем. Держа руки в карманах, молодой парень лет двадцати, старательно изображал полную расслабленность. На самом же деле, он был очень напряжен, особенно, когда увидел Чинка, а ещё его переполняла ненависть к антропоморфу. Не просто негатив, который ощущался сегодня в большинстве прохожих, а именно ненависть, которая становилась всё сильней, по мере того, как Чинк к нему приближался.
- «Сейчас случится что-то нехорошее!», - пронеслось в голове у Чинка, когда этот человек пошел к ним навстречу.
Подопечный сильно сжал руку Спэма. Только тогда опекун обратил внимание на этого человека.
- Избавьтесь от него. Сдайте назад в институт. У вас же ребёнок маленький! – выпалил, ещё издалека, этот человек, убедившись, что на него обратили внимание.
- Уверяю вас, этот пушистик абсолютно безобиден! – ответил ему Спэм.
- Конечно, устраивать побоище у вас дома он не собирается. Им это не надо, - сказал парень, подойдя ближе, - Он специально к вам внедрился. Чтобы завоевать доверие людей. А ваша дочь, на него насмотревшись, может сама измениться. Она же станет одной из них!
Видя, что Спэм смотрит на него, как на ненормального, человек продолжил:
- Как же вы не понимаете? Они же всё подстроили! И пожар, и спасение! Они сами дом подожгли. А этот, будто случайно, прибежал.
Заметив, что высказанное им не произвело на Спэма ожидаемого эффекта, человек, в отчаянии, выхватил из кармана пистолет, со словами:
- Вы ничего не понимаете. Он вам мозги запудрил.
- Молодой человек, давайте поговорим спокойно! - обратился к нему Спэм, изо всех сил стараясь подавить своё волнение.
Может, произнеси он эти слова чуточку спокойней и уверенней, у него бы и получилось успокоить парня, но, увы. Если до выхватывания оружия человек был сосредоточен на опекуне, то, сейчас, его внимание, полностью, переключилось на подопечного. Истерично завопив:
- Сдохни тварь!!! – человек начал стрелять.
В этот момент, он находился, практически рядом с Чинком. В отличие от Спэма, для того не было неожиданностью, что, сейчас, из кармана появится какое-то оружие. Ещё когда тот человек отчаялся убедить его опекуна, Чинк заметил, как напряглась его рука в кармане, как отчаяние переубедить Спэма сменилось яростью адресованной Чинку, и появилась готовность действовать. Да и сам момент выхватывания оружия, который человеку показался бы почти мгновенным, Чинк рассмотрел довольно детально. Он бы, вполне, успел перехватить руку с пистолетом, но, вместо этого, он, наоборот, отшатнулся назад, вскинув лапы с открытыми ладонями. Так, полностью открытый, он и застыл перед нападавшим, получая в живот пулю за пулей.
Истратив все патроны, парень продолжал нажимать на курок. Заметив, что патроны кончились, он очумело уставился на пистолет. Увидев, куда переключилось внимание нападавшего, Чинк тоже стал разглядывать его оружие.
- «Всё выстрелял. Ничего не осталось», - возникла мысль у Чинка.
За ней последовало:
- «Я же ничего плохого не сделал! Это несправедливо!»
С этой мыслью, шокировано-испуганное состояние уступило место очень острому чувству обиды. Поджав передние лапы, повесив уши, с накатившими на глаза слезами, он устремил, переполненный этим чувством, взгляд на своего обидчика. Того проняло. Нет, раскаяния он не почувствовал, но уверенность в своей правоте у него испарилась. «Праведная ярость» сменилась чувством неловкости. Человек развернулся, и, со всех ног, побежал вдоль опустевшего тротуара, размахивая пистолетом. Чинк проводил его взглядом, пока тот не свернул в парковую калитку. Всё происшедшее заняло несколько секунд.
Чинк перевёл взгляд на своего опекуна. Спэм, прикрыв рот рукой, выкаченными глазами смотрел на живот своего подопечного. В этот момент Чинк почувствовал, что это всё не только очень обидно, но и больно. Он взглянул на свой живот, его, постепенно, заливала кровь, капая под ноги, словно красная краска из-под кисти маляра. Едва до Чинка дошло, ЧТО он видит, он провалился в темноту.

В себя Чинк пришел в тихой палате. Ассоциация с больницей пришла сразу, с, хорошо узнаваемым, характерным запахом лечебных заведений, который он почувствовал ещё до того, как открыл глаза. Стены помещения, в котором очнулся Чинк, были окрашены в желтый цвет, под белым потолком размещалась лампа с сиреневым абажуром в виде цветка. Чуть повернув голову, Чинк увидел окно, прикрытое розовой занавеской. У самого входа висела раковина. Хотя в этом помещении поместилось бы ещё койки три, Чинкова кровать стояла в гордом одиночестве, чуть ближе к противоположной умывальнику стене, но не впритык к ней.
Чинк лежал на спине, укрытый синим одеялом, проглядывавшим сквозь белый, в мелкую зелёную крапинку, пододеяльник. Правая лапа лежала поверх одеяла, в побритое предплечье была вставлена игла, прикрытая, сверху, ваткой, с пятнами крови. Чинк моментально отвёл взгляд от этого зрелища, стараясь, как можно сильнее расслабить, и так расслабленную руку, и боясь даже пальцем пошевелить на подсоединённой к капельнице конечности. Он посмотрел наверх. Рядом с ним на белом штативе, крепился пластиковый пакет с какой-то прозрачной жидкостью, в которой, с секундной периодичностью, всплывали вверх пузырьки воздуха. Чуть ниже по идущей к руке трубке находилась маленькая ёмкость, в которой, с такой же периодичностью, капали капли. Ниже Чинк взглянуть не осмелился, и, усиленно стараясь не смотреть на лапу, перевёл взгляд на хвост. Который, заметно помятый, был, под одеялом, перекинут через левую ногу, и, больше чем на половину, выглядывал из-под него, свисая на пол, и касаясь стены. Увидев его в таком неухоженном состоянии, Чинк испытал инстинктивное желание ухватить его одной лапой, а другой, сделав когти гребешком, распушить его до более приемлемого вида, как он это делал каждое утро. Забыв про капельницу, пушистик уже дёрнулся, было, проделать привычную процедуру, но напрягшийся живот, тут же, пронзила боль. Так что, едва приподнявшись, Чинк упал обратно с гримасой боли на мордахе.
Когда боль немного улеглась, антропоморф приподнял одеяло и, пересиливая себя, взглянул на раненную часть тела. В памяти всплыло увиденное перед потерей сознания, от которого аж мутило. Вопреки опасениям, повреждённое место оказалось перебинтовано снежно-белым, чистым бинтом, без единого красного пятнышка. Облегчённо вздохнув, Чинк стал искать, куда бы перевести взгляд. На помятый хвост смотреть было тяжело, в сторону руки с капельницей, - ещё тяжелее. Разглядывать стены и потолок оказалось скучно. В конце концов, пушистик остановил свой выбор на пакете с раствором, и стал глядеть, как там поднимаются пузырьки.
Спустя пару минут, в палату зашел, уже знакомый Чинку Райс, который лечил его в прошлый раз, от полученных на пожаре ожогов.
- Привет хвостатик, – поздоровался он.
- Здрасьте, - ответил ему Чинк.
- И куда это ты, было, направился? – строго спросил доктор, - лежи спокойно, не вставай, иначе придётся тебя привязать.
- Не-не, я буду лежать. Не надо меня привязывать, - испуганно заверил его Чинк, и спросил: - А как же ж, тогда, это… в туалет, если не вставать?
- А, так тебе в туалет надо? Сейчас медсестра принесёт судно.
- Не, сейчас мне не надо.
- А чего ж ты тогда?
- Я это… - замялся Чинк, ему не хотелось упоминать об инстинкте работнику института, - ну, в общем, не важно. Но я больше вставать не буду. Честно!
- Ну, если честно, - усмехнулся Райс, - тогда ладно. А вообще, если понадобится, то вот, - Райс достал откуда-то сбоку кровати небольшую коробочку с кнопкой, которая была соединена с кроватью чёрным проводом, - нажмёшь, и прийдёт медсестра. Ты, пока, себя как чувствуешь?
- Ну, больно. А так ничего, - ответил Чинк.
- Сильно больно, или терпимо? – уточнил врач.
- Можно терпеть, - ответил Чинк, и спросил: - А меня сильно ранили? Я долго буду выздоравливать?
- Абсолютно ничего серьёзного, - ответил Райс, и, прочитав недоверие на мордахе пациента, добавил: - Пульки-то были резиновые. Так что, считай, пистолет не настоящий. А у тебя крепкая шкурка! Человеку, с такого близкого расстояния, почти в упор, может, и повредило бы чего. А вам, пушистикам, что сделается? Через недельку можно будет домой отправляться. Только ты, пока что, лежи. Чтобы лучше заживало.
С этими словами Райс вышел. Чинк приподнял ногой одеяло, и спрятал, от греха подальше, свой хвост, от чего одеяло, в ногах, стало, топорщится большим горбом. Он послушно лежал и смотрел как, постепенно, пустеет пакет с раствором. Вот, он опустел, опустела посудинка, в которой капало, жидкость пошла дальше вниз. Чинк уже начал опасаться, что, сейчас, в вену попадёт воздух, но, вскоре, жидкость остановилась. А ещё через минуту, в комнату вошла медсестра, она, быстрым шагом подошла к кровати. Чинк быстро отвернулся, и зажмурился. Быстро вытащив иглу, медсестра прижала вату к месту укола, и согнула его лапу в локте, со словами:
- Подержи так немножко.
Чинк кивнул. Медсестра ушла, унеся с собой систему. Через время, она вернулась со знакомым подносом на подставке. Нажав, незаметную Чинку, кнопку на кровати, она заставила изголовье приподняться. Затем, прикрепив перед ним подставку с подносом, оставила Чинка наедине с едой. Ассортимент оказался таким же самым, что и до выдачи под опеку, разве что, вместо чая был стаканчик сока. Продолжая зажимать правым локтем вату, Чинк взял левой лапкой вилку, и начал, таким неудобным способом, есть свой обед. Боясь разжать лапу, он, даже, хлеб брал той же левой, кладя перед этим, вилку обратно на поднос. Потом догадался вложить хлеб в согнутую правую, чтобы, без помех, орудовать вилкой. Съев, наконец, свой обед, пушистик расслабился. Медсестра забрала пустой поднос, и вернула изголовье кровати в исходное положение. Чинк, было, начал дремать, всё так же, держа лапку согнутой. Когда медсестра зашла снова, и сказала:
- Пушистик, ну хватит уже её держать! Там всё давно свернулось уже. Давай сюда ватку, а то спиртовой ожог, ещё, заработаешь.
Чинк, отвернувшись, медленно разжал локоть. Осторожно, двумя пальцами, взял ватку и, всё так же, не глядя, протянул её медсестре. Та, хихикнув, взяла у него злополучную ватку, и почесала Чинка за ушком, едва слышно, прошептав:
- И, правда, как дитё.
После её ухода, внимательно рассмотревши лапку, и убедившись, что кровь из вены не течёт, Чинк, наконец, уснул.

К радости Чинка больше капельниц не потребовалось. Его лишь, время от времени, забирали из палаты на перевязку. Заживление, действительно, шло очень быстро, болело всё меньше. Спустя четыре дня после нападения к нему уже пустили посетителей. Утром, после завтрака, в палату вошло семейство его опекунов. Для Чинка их появление оказалось приятным сюрпризом. Всё-таки, закрытый институт не больница, и пушистик не ожидал, что к нему кого-нибудь пустят. Они зашли в его палату, стараясь не шуметь. Но, увидев, что Чинк не спит, а, довольно бодренько, улыбается посетителям, Кира поздоровалась от всех:
- Чинк, привет. Тебе уже лучше? - и подбежала к его кровати.
Сразу же за ней, с сочувствием в голосе, спросила и Лара:
- Ну как ты, лапочка?
- Уже намного лучше, - ответил Чинк.
- Да, пушистик, испугался я за тебя тогда за тебя капитально. Думал «всё!», - высказался Спэм.
- Ну, я тоже тогда так подумал. Хорошо, что это не так! – ответил подопечный.
- Да, очень хорошо! – искренне поддакнула Кира, погладив Чинка по лежащей поверх одеяла, передней лапе.
- Мерзавца этого, до сих пор, не поймали. Так что от прогулок, на время, придётся воздержаться, - продолжил опекун, с несколько виноватым видом.
- Ничего, я уж как-нибудь потерплю, пока всё не уляжеццо, - поспешил успокоить его Чинк, и сразу, с интересом, спросил: - А оно скоро уляжеццо?
- Пока что, пушистик, ничем порадовать не могу. Но времени мало ещё прошло, так, что рано делать какие-либо выводы, - ответил Спэм.
- Зато, вместо прогулок, ты будешь больше времени проводить с твоим другом Араем, - постаралась утешить Лара.
- А ещё мы с мамой, когда ты выздоровеешь, приготовим вкусный-превкусный пирог, и других всяких вкусностей, - подпряглась Кира.
- Ням-ням! Тогда постараюсь выздороветь побыстрей! – сказал ей с улыбкой Чинк.
- А мы тебе, прямо сейчас, вкусного принесли! – обрадовалась Кира.
- Вот спасибо! Сейчас поутешаюсь! – обрадовался, в свою очередь, Чинк, потирая лапки, и облизываясь, в предвкушении.
Он-то, конечно, сразу заметил, что опекуны пришли не с пустыми руками, и уловил из пакета запах гостинцев. Но внимание сосредоточилось на самом визите и разговоре. Так что радость от сказанного Кирой была ни разу не наигранной. Ведь наслаждение едой у лакомок-пушистиков, - одна из первейших радостей в жизни. Плюс у выздоравливающего организма аппетит более чем хороший.
- Только у тебя его и поставить некуда, - заметила Лара, - ни столика, ни тумбочки.
- А зачем его куда-то ставить? Я прям щас и съем, - отреагировал подопечный.
- А ты не лопнешь, пушистик? – улыбнулся Спэм, и, прежде чем Чинк успел ответить перефразированной цитатой из земной рекламы «А вы дайте и отойдите», добавил:
- Да, не предусмотрено. Непорядок. Пойду-ка разберусь.
Пока Спэм ходил разбирался, Лара начала угощать подопечного принесёнными лакомствами. Чинк ел и нахваливал. Спустя минут десять Спем вернулся с двумя охранниками, один внёс небольшую тумбочку, другой два стула. Мебель расположили у одной из стен, так, чтобы Чинк мог дотянуться до тумбочки с передачей. Довольный подопечный решился попросить опекунов:
- Спасибо, ещё раз, за угощение. Очень вкусно! А можно… ну, чтоб для полного счастья, когда в следующий раз придёте, прихватить пару книжек из моего шкафа? А то скучно здесь.
- А зачем ждать до посещения, тем более, что в следующий раз мы уже забирать тебя домой приедем? Я сейчас попрошу тебе что-нибудь такое занести из местной библиотеки. Только ты, смотри, не переутомляйся, - отреагировал Спэм.
- Конечно-конечно! Как только устану, книжку на тумбочку, и спать. А, вообще, хорошее настроение, ну… когда не скучно, способццтвует выздоровлению, - ответил Чинк.
- Ну, раз способццтвует, тогда ладно, постараюсь устроить, - улыбнувшись сказал Спэм, удивив подопечного, очень похоже скопировав его прицокивание.

С появлением возможности погрузиться в чтение, время стало лететь намного быстрее. Чинк не заметил, как прошли три дня, и за ним приехали. Правда, не всей семьёй, как он ожидал. Забрала его одна Лара.
Дома Чинка ждал сюрприз, помимо обещанного сладкого стола. Когда пушистик переступил порог дома Сарисов, как и в первое его появление в нём, сверху послышался топот Кирыных ножек. Но появилась она не одна, а в сопровождении Арая.
- Здравствуй Чинк! Как хорошо, что ты выздоровел! Идём чай пить. Мы с мамой тебе пирог испекли и пирожных купили, как обещали, - выпалила она, едва появившись.
- Привет Чинк, я тоже рад, что ты выздоровел, - добавил Арай.
- И я рад вас видеть, - ответил Чинк встречающим, и сказал опекунше:
- Здорово! Вы ещё и наших в гости пригласили. Спасибо, я за ними соскучился.
На что Лара, вздохнув, ответила:
- Извини, Чинк, но остальных твоих друзей ты, в ближайшее время не увидишь…
- А почему? – взволнованно перебил её подопечный, - С ними что-то случилось?
- Нет-нет, ничего не случилось… с ними. Но сейчас сложилась такая обстановка, что изменённым лучше поменьше выходить на улицу. Так что придётся тебе, посидеть дома, пока всё не уляжется. Но ты не один будешь, Одаркины, какое-то время будут жить у нас. Так что Арай составит тебе компанию.
- С ними не случилось. А с кем случилось? – не успокоился Чинк.
- Вот, с Одаркиными, как раз и случилось, - вздохнув, ответила Лара, - Толпа бандитов пришла ночью, и подожгла их дом.
- Они что, узнали?! – спросил Чинк у Арая, совершенно забыв о том, что было договорено не рассказывать Сарисам про встречу с Соером.
- Что узнали? – удивлённо спросила Лара.
- Узнали, что ко мне в гости приходят другие пушистики, - Арай поспешил замять этот прокол Чинка, - Соседи это узнали, и очень сердились. А эти… бандиты как бы захотели их от нас избавить.
- Какой ужас! – прокомментировала Лара эти слова Арая, и обратилась к Чинку:
- Мы не хотели тебя беспокоить. Как жаль, что на тебя дома обрушились такие новости.
- Самое главное, что ни с кем из нас ничего слишком плохого не случилось. Только мама в больницу попала, - Арай изображал оптимизм, но явно чувствовалось, что случившееся его потрясло, - Но папа говорит, что она скоро выздоровеет. А дом мы снова построим. Так что, что самое страшное мы побороли. Идёмте лучше пить чай. Там про это и поговорим.
- Да, идёмте, - добавила Кира.
Лара отправила всех троих мыть руки, а сама, тем временем, накрыла на стол. Когда все снова собрались за столом, она продолжила разговор:
- Арай, так к случившемуся приложили руку соседи?
- Они были сильно-сильно недовольны тем, что я, - пушистик, и тем, что ко мне приходят друзья-пушистики. Почему не знаю. Мы им точно ничего плохого не делали. Мы вообще играли и гуляли только дома, или в парк ездили! А к соседям даже не выглядывали. Я, только как меня из института домой забрали, один разочек к дяде Чапкису за забор заглянул. Мне так понравилось, что я теперь так хорошо лазать умею, и даже на наш высокий забор мог залезть очень легко, и посмотреть что там. А ещё я очень обрадованный был, что, наконец, дома. Я не собирался через забор перелазить. А он, как раз, там сидел, чай пил. Сначала он меня испугался, потом рассердился и начал нехорошими словами ругаться. Домой к нам пришел, с папой долго ругался. После этого я за забор, даже на улицу, не выглядывал. Ни разу, чтобы никого не напугать. Тётя Лара, неужели я такой страшный?
- Нет, Арайчик, ты очень даже симпатичный. Просто ты выглядишь необычно, а люди всего неизвестного боятся. К тому же, про вас пушистиков столько всяких небылиц говорят. Вот и относятся настороженно. Но то, что они на вас тех бандитов натравили, это не оправдывает.
- Ну, мы не знаем точно, соседи наши попросили этих людей прийти, или они сами пришли. Соседи мэру города подписи собирали, чтобы меня забрали обратно в институт. Но им ответили, что мне можно тут жить, и сказали, что меня не надо бояться, - задумавшись, Арай сделал паузу, после чего, немного сменил тему:
- Я знаю, что с людьми, сначала, поговорить надо, побыть вместе. Тогда они поверят, что мы, пушистики, не опасны. Но не понимаю, почему им сразу это не ясно? Вот если бы, не с того не с сего, на улице появились пушистики, тогда понятно чего бы нас боялись. Но ведь про нас столько много по телевизору показывают и рассказывают. Сто раз можно понять кто мы такие.
- Арай, ты ж не забывай, сколько гадости про нас говорят по этому телевизору, - напомнил Чинк.
- Гадости говорят про тех, кто «кричащую комнату» не прошел, - не сдавался Арай, - А про тех, кого домой отпустили, всё время говорят, что мы не злые. А они не верят. И что само больше непонятно, ну был бы я страшным, или сердитым, как Мазалин. А я ж красивый, и совсем не сердитый! Я всем нравлюсь… всем, кроме соседей, - в этом его заявлении не оказалось и малейшего оттенка хвастовства, он произнёс его как констатацию факта, с примесью искреннего недоумения, - Они меня, сначала боялись, а потом стали на меня сердится, и запретили ребятам дружить со мной, и даже разговаривать. Даже Мелису, - моему самому лучшему другу из людей. Но он продолжал, по секрету, приходить ко мне. Но потом его папа и мама про это узнали, пришли к нам, и сказали, что им, конечно, меня жалко (а, на самом деле, им не было меня жалко, - они на меня сильно злились), но что они не хотят, чтобы Мелис, от дружбы со мной, тоже превратился. А ещё они сказали, что если ещё раз узнают, что Мелис приходил ко мне в гости, или просто разговаривал со мной, то они пойдут в Институт, и скажут, чтобы меня туда навсегда забрали.
- У вас все соседи плохие. Поэтому и не разрешают, - прокомментировала Кира жалобу Арая.
Немного поколебавшись, «говорить, или не говорить?», Лара сказала ему:
- Знаешь, миленький, тут всё очень непросто. Ты, ведь, в курсе как живётся сейчас пушистикам. Никто из родителей не хочет, чтобы их дети оказались в таком положении. Даже мы, хотя были очень благодарны Чинку, немного опасались, что частое общение с ним может повредить Кире. И некоторые специалисты из института утверждали, что эти наши опасения не безосновательны. Хорошо, что директор Института Нэйрис нас успокоил. Он, вообще, очень много нам помог с опекунством. Он сказал, что если мы доходчиво объясним Кире, к чему может привести трансформация, ничего страшного не случиться.
- А если бы Кира вас не послушалась? – с небольшим оттенком вызова, спросил Арай.
- Он посоветовал не просто запретить, а объяснить, как сильно мы будем огорчены, если Кира это сделает. И как сильно будем скучать по ней, когда её заберут от нас в институт, - ответила Лара Араю, но с уклоном на Киру, и спросила дочь: - Кира, ты ведь не хочешь тоже в пушистика превратиться?
- Нет, я не хочу, чтобы меня забрали, посадили в клетку, стали кровь брать и уколы делать. А потом ещё, очень страшно, проверять злая я, или не злая, - ответила Кира, и спросила пушистиков: - Это очень страшно делают?
- Очень! - откликнулись оба.
- Вот так вот, - сказала Лара, и добавила:
- А ещё очень хорошо оказалось, что ты, в первый же день, показал, как тебе не нравится поводок. А то Кира считала, что это забавно. А как увидела как это плохо, сразу тебя пожалела, и бросила говорить такие глупости. Верно Кира?
- Да, мама, ходить на поводке, как собачка, - это не весело. Это стыдно. Поэтому Чинка жалко… и Арая тоже.
- Кира, - спросил Арай, - а если б тебя никуда не забрали, и поводков с ошейниками никаких не было, ты хотела бы стать пушистиком?
Ларе этот вопрос не понравился. Она аж встрепенулась и, с укором, посмотрела на котёнка. Заметив её настрой, тот сжался, прижав уши к голове. Лара, увидев его реакцию, оттаяла и даже пожалела, что так остро отреагировала. Тем временем, не заметив, бушующих вокруг, страстей (она, в этот момент, потянулась за новым пирожным), Кира решительно ответила, окончательно погасив опасения матери:
- Всё равно не хочу. Со мной тогда, во дворе, никто дружить не будет, и все станут обзываться блохастой.
Чинк сменил тему разговора, задав интересовавший его вопрос:
- Арай, ты так и не рассказал, как это всё у вас произошло?
- Ну, хорошо, - со вздохом ответил Арай, - сейчас расскажу. Это случилось в тот же день, когда в тебя стреляли. Маз и Рыжик пришли в тот вечер поговорить про это. Тогда в новостях о тебе рассказывали. И та тётенька, которая всё это видела, тебя жалела. Она сказала: «Каким же надо быть бессердечным, чтобы стрелять в такое милое, беззащитное существо!» Мазалин, конечно, как всегда, побурчал про то, что она тебя существом назвала. Но ей тебя, правда, очень было жалко. Ты ей понравился.
Было видно, что Араю не хочется вспоминать неприятные события, и что он специально свернул на другую тему. Чинк думал уж насчёт то, чтобы больше об этом не расспрашивать, но Арай сам вернулся к начатому:
-Мы поговорили про тебя, про то, как злятся на нас люди, и Мазалин с Рыжиком ушли домой. А ночью нам, в окна, стали камни кидать. Я смотрю, а во дворе много людей, ворота открыты. Папа взял ружьё, и стал спрашивать, что им надо. Они ответили, что пришли за мной, сказали, чтобы папа им меня отдал. Папа, конечно, не согласился, сказал им, чтобы они уходили, а то он будет стрелять. Тогда они подоставали бутылки, зажгли их, и стали кидаться по дому. Начался пожар. Мы пробовали позвонить в полицию и к пожарным, но не получалось. Они, оказывается, привезли с собой машину, которая портит связь. Ей только полиции можно пользоваться. А они, где-то достали. И их стали судить только за эту машину. Твой папа помогает моему папе судиться с ними, чтобы их наказали и за то, что они на нас напали. Но этот суд не один, их целых три. Ещё один суд папа начал, чтобы нам заплатили страховку, а то они говорят, что раз это поджог, то страховка не положена. А мой папа и твой папа говорят, что дом подожгли не мы, а чужие люди, бандиты. А, значит, нам всё равно положено заплатить…
Арай, снова перешел на другую тему. Но, на этот раз Чинк решил вернуть его к рассказу о нападении:
- Арай, подожди. Во первых, Спэм, - не мой папа, - Чинк заметил, что эти слова несколько огорчили Лару, - А во вторых, ты недорассказал о том, как на вас напали, а мне очень интересно.
- Извини, я забыл, что он не твой папа. Но, когда тётя Лара и дядя Спэм говорят о тебе, они чувствуют себя как твои папа и мама, - опять начал уводить в сторону рассказчик.
- Чинк, давай, наверное, Арай в другой раз расскажет. Видишь, как ему тяжело об этом говорить! – сказала Лара.
- Ну что, Арай, в другой раз? – спросил Чинк, умерив своё любопытство, и пожалев о своём упорстве.
Арай, сначала, с облегчением, хотел согласиться. Но, немного подумав, сказал:
- Нет, я лучше сейчас расскажу.
Нахмурившись, и прижав уши, он продолжил:
- Потом маме плохо стало, а скорую не вызвать. Я очень за неё испугался, - в голосе Арая появились слёзные нотки, - Тогда я вспомнил, что папа с борцами за права говорили, что сигнал от ошейника ничем не заглушишь. Тогда я побежал в папин кабинет, достал из стола пульт от ошейника, и нажал кнопку. Было очень больно. Дальше я не помню.
На этих словах Арай заплакал.
- Бедненький. Тебе больно было, - бросилась утешать и гладить по голове, сидевшая рядом, Кира.
Лара тоже подскочила к пушистику. Чинк остался на месте, прижав уши, переживая, и раскаиваясь, что настоял на продолжении этой темы.
- Я не поэтому, - сквозь всхлипы, ответил Арай, - Мама очень сильно испугалась. За меня, и вообще. Ей плохо стало, её в больницу положили. А я не могу даже прийти её проведать! – котёнок окончательно разрыдался, - Нам теперь не разрешают на улицу выходить. Совсем.
- Ну-ну-ну, успокойся, успокойся, - утешала его Лара, присев рядом с ним, и обняв его, - Твоя мама знает, что вы с папой в безопасности, и больше не волнуется. Ей уже намного лучше. Все её врачи так сказали. А скоро она совсем выздоровеет, и будет здесь, вместе с тобой. Потерпи ещё недельку.
Арай, постепенно, успокоился. Ларе пришла в голову какая-то идея, следом за которой появилась сильная досада на себя. Вздохнув, она закончила рассказ за Арая:
- В общем, на сигнал от ошейника приехала машина с вооруженными охранниками из института. Быстро приехала. Вояки с автоматами оказались страшнее «ужасного антпропоморфа», и бандиты разбежались. А охранники, даже ловить их не стали. Отказались они, и помочь погасить пожар. Видите ли, это не входит в их обязанность. Правда, как только отъехала машина с глушителем связи, папа Арая до всех дозвонился, и до полиции, и до врачей, и до пожарных. Пожарные ехали долго, дом успел сгореть. Спэм на них собирается в суд подать. Подозрительно долго они ехали. Пробок-то ночью никаких. Из бандитов поймали только водителя машины с глушителем, и его пассажира. Из обвинений им выдвинули только незаконное владение глушителем. Но Спэм с Акрэлом это так не оставили. Они сейчас, постоянно пропадают на судебных заседаниях.
- Ты представляешь, - обратилась она к Чинку, - в результате в суд подали на Акрэла.
- Как это? – Удивился Чинк.
- Ему вменяют нецелевое использование системы надзора за подопечными.
- Они думают, что это папа на кнопку нажал, - подал голос Арай, который сидел, прижавшись к Ларе, - Если бы они узнали, что это сделал я, то забрали бы меня в институт. Папа, увидел институтскую машину, обо всём догадался, и надел пульт на себя. Будто он у него всегда при себе был.
- Мерзавцы! – сказала Лара со смесью возмущения с отвращением, - Они считают нападение на семью Одаркиных меньшим преступлением, чем то, что пушистик взял в руки пульт управления ошейником. Вот такой вот театр абсурда, а не суд у нас. Но ничего, Спэм уже много лет вращается в этом «театре», так что волноваться не о чём.
Дальнейший разговор был переведен на тему о том, как хорошо Арай с Кирой проводили вместе время, пока Одаркины гостили у Сарисов. Чинк, компенсируя свой настойчивый интерес к предыдущей больной теме, всячески поддерживал этот разговор. Арай совсем отошел от переживаний, и снова стал жизнерадостным пушистиком, излучающим позитив. По завершении чаепития Лара сказала:
- Мы с Кирочкой сходим на прогулку и навестим Риту в больнице. Передадим привет от Арая, скажем, что он сильно скучает.
- Да, передавайте ей привет большой-большой-большой! – подхватился Арай, - И чтоб она поскорей выздоравливала. Но только не надо ей рассказывать, что я, сегодня плакал.
- Конечно, зачем её волновать? – согласилась Лара.
- И от меня привет передавайте, - сказал Чинк, - И сообщите, что со мной Араю будет веселей.
- Обязательно сообщим! - ответила Лара.
- И пирога ей отнесём! – сказала Кира, - и пирожных.
- А вы, ребятки, тут не скучайте, - добавила Лара, - Кстати, у меня к вам поручение. Уже подошло время уборки. Надо полы пропылесосить, и пыль протереть. Везде, кроме кабинета Спэма. Сделаете?
- Конечно! - отозвался Чинк.
- Хорошо, - ответил Арай, правда, с меньшим энтузиазмом.
Когда Лара с Кирой ушли, Чинк взял на себя пылесос, а Арай стал вытирать пыль, причем, для этого, залезал даже на шкафы. Но, несмотря на старательность, было заметно, что работать ему непривычно. В других обстоятельствах Чинк предпочёл бы этого не заметить, но, чувствуя себя здесь как бы хозяином, не удержался от комментария:
- Ничего-ничего, поработать, - это полезно. Меньше будем похожи на домашних зверушек.
На что Арай ответил, нисколько не смутившись:
- А я, разве, хоть полсловечка сказал, что против? А то, что я чувствую, нельзя, как свет, выключить. Так что нечего придираццо! – закончил он, передразнивая манеру Чинка говорить, и показал ему язык.
Чинк понял, что сказал глупость, смутился и прижал уши, но, всё же, спросил:
- А ты, разве, дома маме не помогал с уборкой?
- Ну, уборку у нас дома горничная приходила делать. Раз в неделю.
- Понятно. А, любопытно, как она относилась к тому, что работает в доме с антропоморфом? Не просила дополнительную плату «за риск»?
- Она знала, и, вроде, спокойно относилась, но, на всякий случай, когда она у нас работала, мы с папой уходили гулять.
- А если погода плохая?
- Так даже лучше. Особенно когда дождь идёт.
- Ого! Не знал, что ты так дожди любишь, - удивился Чинк.
- Не, Чинк, ты меня не так понял. Я не сам дождь люблю. Ну, разве что, когда жарко. А так он мокрый, особенно осенью. Но у меня такой плащик есть, что никакой дождь не страшный, - на этих словах Арай, внезапно, погрустнел и повесил уши, - То есть был. Я забыл, что он тоже сгорел.
Чинк подошел, и, погладив друга по голове, сказал:
- Главное, что сами спаслись. А плащик, потом, ещё купите.
- Да, - согласился Арай, снова резко поменяв своё настроение, и продолжил: - А, когда плащик есть, лапки замочить не страшно. Мне даже зимой босолапкой не холодно. Но зимой меня, всё таки, мама заставляет обуваться. Не в человеческие ботинки, конечно. Они тесные, и слазят с меня. Мне сделали такие перчатки для ног, с дырочками для когтиков, и подошвой для каждого пальчика. Только не такой, как у людей, а очень мягкой. Так что с ними ходить не мокро, даже когда дождь, и лазать по деревьям можно. Даже обутым! Только не так хорошо чувствуешь, куда зацепиться можно. А тебе тоже сделали такие перчатки?
- Нет, - ответил белк, немного, смутившись.
- Значит, потом сделают. И мне тоже потом, снова, сделают. Зимой, или осенью, когда совсем-совсем холодно станет. А, вообще, можно и без них, - стал рассуждать Арай.
- Да, - поддержал его Чинк, - у нас в убежище только некоторые, с нежными лапками, для тепла, обувались. А большинццтво только для того, чтобы в снег не так сильно проваливаццо.
- Ух ты! – чем-то впечатлился Арай, и стал расспрашивать: Ты рассказывал про то, как Ранэк много секонд хэндовской одежды, перед побегом, в лесу спрятал. И про штаны, которые растягиваются, и на любую попу налезут, но которые надо не одни надевать, а много, потому что одни плохо греют. Это я помню. А про что на лапы вы там одеваете, вроде, не рассказывал. Я думал вы там все босиком ходите. Где вы столько перчаток для лапок в лесу взяли? Они же дорогие. На много дороже, чем человеческие сапоги.
- Ну, во первых, у нас же там не все пальцеходящие. Есть и такие, у кого ноги почти как у людей. Им и обычная человеческая обувь подходит. Только тряпочки в носок подкладывают, чтобы когтями, нечаянно …
- Чинк, ну про тех, у кого ноги почти как у людей и так понятно, - перебил Арай, - Ты, лучше, расскажи, что у вас такие, как мы с тобой, на ноги надевают.
- Ну, скорей не одеваем, а наматываем. Те, у кого лапки плохо от холода защищены, такую шерстяную тряпку на каждую ногу, а потом сверху таким плотным целлофаном заматывают. А те, кому в ноги не холодно, одним целлофаном, обязательно на растопыренные пальцы. Тогда выходит что-то вроде перепонок между пальцами, и не так в снег проваливаешсо.
- Кулёчки на ноги одеваете? Так они ж сразу порвутся.
- Не. Этот целлофан более плотный, чёрный такой. У нас его целый рулон. Только заканчивается. Так что экономим. Носим только для ходьбы по снегу, а не чтобы лапы сухими оставались. Вообще, зимой мы редко уходим из убежища. А, в пределах его можно и так перескочить. И, если по деревьям лазаем, то только босиком.
- Ага, понятно, - сказал, удовлетворивший любознательность Арай, и о чём-то задумался.
Чинк решил, что котёнок задаст ещё вопрос, но Арай продолжил о другом:
- Я тебе тоже что-то рассказывал. Только я уже забыл про что.
- Про то, что у тебя такая одежда хорошая, что не страшно и под дождём в ней бегать.
- Нет, не про это. Хотя про это тоже. Но сначала я хотел про другое… Вспомнил! – воскликнул Арай, и возбуждённо стал рассказывать: - Я хотел про то, что, когда идёт дождь, бегать в парке в сто раз интересней. Потому что никого нет, и можно бегать без поводка везде. А не только там, где можно. Весь парк мой! – произнеся слово «мой» с каким-то особым чувством и азартным блеском в глазах.
- Так уж, прям, и твой! - иронично прокомментировал Чинк.
- Мой! – уверенно подтвердил Арай, сопровождая это высказывание кивком головы, - Хочешь, можно с лавки на лавку перепрыгивать! Только без когтей, а то краску можно поцарапать, и все узнают, что это ты сделал. Хочешь, можешь на фонарный столб залезть. Оттуда так хорошо всё видно! Потому что веток нет. Только, на всякий случай, тоже без когтей. Трудней, чем на дерево, без когтей, да ещё и он мокрый и скользкий, но так ещё интересней. Когда дождь идёт, всё интересней! Даже просто бегать там, где можно только ходить. И на детскую площадку можно!
- А где там деццкая площадка? – поинтересовался Чинк.
- А там, где, когда дождя нет, много людей ходит. Ну, там, куда ты не любишь ходить. А мы, с папой, как раз, туда и ходим. Когда дождь идёт. Там, где детская площадка, не надо ходить даже с поводком. Оно, как бы можно, но люди могут сердиться. А, когда дождь, там никого нет, и даже полазать можно! Там, конечно, всё маленькое, даже у тебя в комнате больше, но, всё равно, здорово! У себя я каждый день лазаю… - на этих словах, Арай остановился, и опять погрустнел, - точнее лазал, а теперь у тебя в комнате лазаю, а там, на площадке, всё новое. И туда не часто попадёшь. Когда теперь нас выпустят на улицу?
- Когда люди немножко успокоятся, - постарался успокоить Чинк, - так сразу и выпустят.
Арай, со вздохом, сказал:
- Скорей бы они уже успокоились! – но, тут же, мечтательно добавил: - Тогда мы сразу к нам на площадку пойдём.
- Так твоя домашняя площадка уцелела?
- Да, сгорел только дом. А площадка осталась. И бассейн остался, и водопровод его работает, так что можно будет и купаться. И даже забор целый, так что нас никто видеть не будет. А ещё можно будет полазать по тому, что от дома осталось…
- Лучше не надо! - остудил его пыл Чинк, - А то, вдруг, на голову что-то упадёт!
Это остудило Арая, правда, не так, как он ожидал. Котёнок снова опечалился.
- Да, наверно, не надо туда. Там не весело будет. Всё будет вспоминаться как я там жил, - со вздохом сказал котёнок, - и как мы там играли, а теперь оно всё сгорелое и рухнутое. Лучше, когда будет дождь, давайте все вместе в парк пойдём!
- Можно сходить! – поспешил поддержать тему зелёный белк, - А как так получается, что парк пустой? Люди ведь в него не только прогуляццо заходят. Сквозь парк ещё и дорогу сокращают. Такие могут и в дождь туда зайти.
- Да, заходят, - согласился Арай, - но они, почти всегда ходят одними и теми же дорожками. Я их все знаю, и тебе покажу. Это ещё одна интересность. Когда ты возле той дорожки, по которой могут идти, надо внимательно туда поглядывать, и, как только там кто-то пойдёт, сразу прятаться. Это весело!
- А, вдруг, заметят?! – высказал опасение Чинк.
- Не надо, чтобы заметили. Прятаться не трудно. Надо только посматривать на те дорожки, когда возле них.
- А если не успеешь?
- Я каждый раз успевал! – похвастался Арай, и продолжил уговаривать: А ты тоже быстрый. Быстрее людей. Они и заметить не успеют, как мы спрячемся.
- Арай, удивляюсь куда твой папа смотрит! Это же такой риск! Ну, представь себе, как сильно испугаются люди, которые нас страшными считают, когда увидят антропоморфа без опекуна, да, ещё и, быстро прячущегося. Они сразу подумают, что мы убежали, и станут в полицию звонить.
- Не, Чинк, не всё так плохо. Правда, лучше к тем дорожкам близко не подходить, но, если и увидят, то ничего страшного. Папа скажет, что мы гуляли в разрешенной части парка, и выскочили туда, куда нельзя, потому что увидели, что здесь, когда дождь идёт, никого нету. За это нам ничего не будет. Мы ведь далеко от людей.
- Тогда зачем вообще прятаться?
- Ну, понимаешь, есть же всякие люди. И кто нас боится, и те, кто просто вредные. Они могут сказать, что сильно испугались, и подать на нас в суд. Победить они не смогут, но, всё равно, это неприятно.
- Ну, зачем тогда рисковать?
Как зачем?! – искренне удивился Арай, - Это же так здорово! И побегать, и повеселиться. И в прятки от людей поиграть. Даже папа, а он у меня очень осторожный, говорит, что можно. А то нас совсем уже ущемили. Пусть хоть в плохую погоду побегаем там, где нам хочется!
- Ох, что-то я не уверен, что мне хочеццо нарваццо на неприятности! – продолжал колебаться Чинк.
- Чинк, да не будь ты таким трусишкой! Прятаться совсем не трудно. Один прыжок, - и ты уже или в кустиках, или на дереве. А ты прыгаешь даже лучше чем я. Да они даже голову повернуть не успевают. Надо просто всё время на туда поглядывать, откуда они выйти могут. Считай, что это правила игры такие. Это весело, правда! Ну, давай, соглашайся! Ты такой осторожный, что я тоже с тобой ещё осторожнее буду. И папа согласится меня опять на дождь сводить в парк.
- Согласится? - сразу спохватился Чинк.
- Ну, понимаешь, я сильно разыгрался и… сильно близко подошел туда, куда не надо, - потупившись, стал сбивчиво объяснять Арай, - и человек меня испугался… сильно. Я от этого тоже сильно испугался, и побежал к папе, а он стал спрашивать, что случилось. И, после этого, уже не разрешает мне там бегать. Даже под дождём. Но, если ты попросишь, он обязательно разрешит. Я, как про дождь вспомнил, так сразу обрадовался, потому, что ты можешь попросить. Пожалуйста, скажи, что ты тоже хочешь в дождь по парку побегать. Мне так сильно этого хочется! – тон пушистика стал жалобно-умоляющим, - А то у меня столько всяких неприятностей наслучалось, как никогда-никогда не было. Тебе же меня жалко, правда? – закончил он, вопросительно глядя Чинку в глаза.
Тот, и правда, проникся жалостью к натерпевшемуся другу. Но, несмотря на это, Чинк захотел сначала прояснить ситуацию.
- Ну, конечно же, жалко. Только мне, вот, интересно. Ты, только что говорил, что люди ни разу тебя не заметили. И это звучало как правда. Как у тебя это получилось?
- Чинк, ты не думай, я тебя не обманывал! Просто тогда я говорил про то, как правильно. Если всё правильно делать, то всё будет хорошо. А этот случай сюда не касается.
- Так что это за случай такой?
Арай прижал уши к голове, сгорбился, и перевёл взгляд на, оказавшийся в лапах, кончик хвоста, который котёнок стал нервно теребить. С неохотой, он стал рассказывать:
- Всё время всё было хорошо. Меня, и правда, никто не успевал заметить, пока я был далеко от дорожек. И я подумал, что, если и поближе подойду, меня тоже никто не заметит. Мне так понравилось играть в «я спрятался от людей», что мне захотелось поиграть посильней. И я подошел совсем близко к дорожке, где люди через парк идут. Я представлял, будто они все охотники, а я хитрый-прехитрый зверь, который неуловимый. Что они все хотят меня поймать, а не могут. И они, правда, не могли. Никто меня не замечал, а я их всех видел! Рядом, так близко, как тебя. Мне это очень понравилось, и я сделал ещё интересней, - на этих словах, у котёнка в глазах вновь вспыхнул азарт, как в самом начале разговора про прогулку под дождём. Он перестал смущаться, и продолжил рассказ в увлечённой манере, сопровождая его обильной жестикуляцией: - Когда человек пошел через парк один, и, ни сзади, не спереди никого не было, я стал, у него за спиной, перепрыгивать через дорогу, и снова прятаться. Он меня не замечал. Тогда я стал перепрыгивать в два прыжка. Тогда получался «хлюп» посреди дороги. Человек стал оглядываться. Раз оглянулся, два оглянулся, три оглянулся. А, на четвёртый раз, он оглянулся надолго, и я даже успел забежать впереди него, и перепрыгнул дорогу перед ним. И он опять ничего не увидел, только «хлюп по луже» перед собой услышал. Мне очень понравилось, что у меня так хорошо получается. Оно у меня и раньше получалось, но, когда тихо бегать не для кого, то совсем не так интересно, как было тогда. Я много раз перепрыгивал дорогу и за ним, и перед ним, и, даже, у него над головой. А потом получилось, что дождик уменьшился, и ветер тоже уменьшился. И стало слышно как от меня шелестят листья, а ещё стало заметно когда я на дерево запрыгиваю, - с него сильно вода сбрызгивалась. Тогда человек понял, что вокруг него кто-то бегает. И испугался. А мне стало ещё веселей, - на этих словах его азарт поубавился, и, снова стало заметно чувство вины.
- «Веселей от того, что его испугались. Это же инстинкт хищника! Значит, атавизмы могут быть и опасными!» - в ужасе подумал Чинк.
- Ты чего? – спросил Арай, заметив реакцию собеседника.
- Тебе понравилось, как тебя боятся. И захотелось преследовать добычу, как животному. Это же означает, в лучшем случае, что нам надо в тысячу раз осторожнее сдерживать атавизмы. А в худшем, что люди не так уж и не правы, опасаясь нас.
Арай вытаращил на него глаза, не веря услышанному. Чинк ожидал, что Арай тоже ужаснётся его открытию, но реакция оказалась неожиданной. Когда котёнок отошел от шока, на его мордашке отразилась сильная обида. Чуть не плача, он сказал:
- Ну… ну как ты мог про меня такое подумать?! Ты же… ты… как те глупые люди. Да неужели ты меня не знаешь? Мы же с тобой столько игрались, и разговаривали. Ты мой друг, а думаешь про меня, как про страшное чудовище. Как те глупые люди. Разве так можно?
- Я даже близко не думал, что ты нарочно. Это всё нечаянно получилось, потому что у тебя атавизм такой. Это не потому, что ты такой плохой. Ты совсем не плохой. Так что не надо обижаццо.
- Нет, Чинк, это обидно. Ты думаешь совсем-совсем как эти люди. Они тоже, именно про нечаянно думают. Что мы нечаянно можем кого-то укусить или поцарапать. И что нас, из-за этого, надо в клетке держать. Я никак не думал, что ты так можешь подумать, да ещё и про меня.
- Арай, постарайсо меня понять. Недавно я очень-очень переживал из-за того, что терял контроль над собой. Мне это показали ещё в институте. И, да, на основании того, что у нас есть атавизмы нас и считают ниже людей. Мне казалось, что это правда, и я очень волновалсо, особенно когда, из-за моей потери контроля меня привели, как пример, в газете. Ты же помнишь, как это было! И успокоилсо я только тогда, когда, на своём опыте, убедилсо, что могу себя контролировать. Только надо постараццо, и быть настороже в рискованных ситуациях. Ранэк мне написал об этом ещё раньше, и я поверил ему. Но совсем-совсем я успокоилсо лишь когда сам узнал, что он прав. В том письме он написал, что опасных атавизмов не бывает. Но все мы можем ошибаться. Даже Ранэк! Вот, сейчас, ты мне рассказал, как тебе нравилось преследовать человека. Ты сам это сказал. И что мне теперь думать? Это ведь гораздо хуже безобидных атавизмов, из-за которых только опозориццо можно. Это уже страшные атавизмы, означающие, что мы можем быть опасными для окружающих. А я очень не хочу преццтавлять для кого-нибудь опасность! И думаю я не как те глупые люди, которые верят всему, что услышат. А как те хорошие люди, которые приходили к нам на встречи. Они увидели, что мы не опасны, и тогда поверили нам.
Выслушав этот монолог, Арай сменил гнев на милость:
- Ладно, Чинк. Я понимаю, что ты очень не хочешь, чтобы было так, что ты можешь кого-нибудь укусить. Например, Киру. Но, всё равно, очень неприятно, что ты так быстро подумал про меня как про страшное чудище. Вот если бы ты, хоть чуть-чуточку, меня дальше послушал, а не спешил пугаться, то узнал бы, что переживать нечего. Хорошо хоть, что ты просто так испугался, а не меня. А то бы ты и меня напугал. Нельзя же так! А вот послушал бы и узнал, что весело мне стало не потому, что меня испугались, а стало смешно, что такой большой дядька и меня, такого маленького, боится. Я подумал, очень подумал, что если бы он меня увидел, то ему самому стало бы смешно. И мы вместе бы посмеялись. Потому что это же смешно! И я не выдержал, и хихикнул. Тогда этот человек меня заметил. Но не засмеялся, а, наоборот, очень сильно испугался, стал убегать, перецепился, и упал прямо в лужу. И, когда он упал, то развернулся ко мне, даже не вылазя с лужи, и испугался ещё сильней. Я сначала очень удивился, а потом, когда он испугался ещё сильней, это было так сильно, что я сам испугался. Прибежал к папе, всё рассказал, и мы, сразу же, уехали. Я потом боялся, что дядька в полицию пожалуется. Но он не пожаловался. Я понимаю, что я плохо поступил. Что не подумал, что меня могут нечаянно заметить и испугаться. Мне очень жаль, и я больше никогда-никогда так не буду! Я не хочу, чтобы кому-то было из-за меня страшно. И очень-очень не хочу, чтобы кто-то на меня ещё так посмотрел так, как он. Как на кого-то очень-очень злого и страшного. А я ж совсем не такой! Вот! А того, что ты подумал, совсем-совсем не было. Мне ни капельки, ни вот на чуть-чуточку, - сказал Арай, показывая большим и указательным пальцами эту самую «чуть-чуточку», - не хотелось его покусать, или поцарапать.
У Чинка отлегло от сердца, как только он услышал объяснения, ощущая искренность объяснявшего. Он, с облегчением вздохнув, демонстративно усилив этот вздох для Арая.
- Как хорошо, что я ошибалсо! Извини, что я так поторопилсо с выводами.
- Хорошо, извиняю. А ты пойдёшь со мной поиграть под дождём?
- Я подумаю.
- Только ты обязательно подумай! Ты не волнуйся. Издалека нас заметить не успеют. А если и успеют, то не испугаются, – увидев, что Чинк не так в этом уверен, Арай добавил: - И я ещё вот что придумал. Если мы заметим, что нас, всё таки, заметили. То не будем дальше прятаться, а выбежим, и будем играть в догонялки, чтобы они нас видели. Тогда они, может быть, и рассердятся, что мы играем там, где нельзя, но не подумают, что мы где-то в засаде прячемся, и собираемся выскочить и укусить. И не будут нас боятся. Хорошо?
- Я подумаю.
- Ага, только не подумай, что я опять захочу подойти поближе туда, где люди ходят. Вот, ты рассказывал, что если бы не то, что ты Киру спас, то ты сожалеешь, что подошел посмотре